Берроуз, который взорвался. Бит-поколение, постмодернизм, киберпанк и другие осколки - Дмитрий Станиславович Хаустов
Шрифт:
Интервал:
Гинзберг, по свидетельству Терри Уилсона, относился к Гайсину и его влиянию на Берроуза резко отрицательно: «Поистине удивительно, что Гинзберг не понимал статус Гайсина. ‹…› Он „изо всех сил противился“ тому огромному влиянию, которое Гайсин оказывал на Берроуза»{341}. Возможно, причиной была обыкновенная ревность.
Так или иначе, все это вело к судьбоносному открытию техники нарезок, которая определила берроузовский стиль на ближайшие десятилетия. В автобиографическом эссе Берроуз напишет: «Брайон Гайсин был единственным человеком, которого я уважал. Одним из его качеств, вызывавших мое уважение, был неизменный и поразительный такт, – а это одна из причин, по которой высший свет от него отгораживался и не доверял ему. У него не было права превосходить их в хороших манерах»{342}.
Как сказала Патти Смит, Берроуз любил Гайсина больше, чем кого-либо еще в своей жизни.
Летом 1959 года в Бит отель приехал Йен Соммервиль, молодой англичанин, изучавший в Кембридже математику. Берроуз увлекся новым знакомым, и вскоре они стали любовниками. В Бит отеле Соммервиль ухаживал за Берроузом, когда тот пытался слезть с кодеина, а Билл, как обычно, использовал новое знакомство, чтобы чему-нибудь научиться.
Берроуз узнал у Йена много нового в технической области, а Брайон Гайсин даже создал вместе с ним так называемую Машину снов (англ. Dream Machine) – стробоскоп, состоящий из лампочки и крутящегося вокруг нее абажура с отверстиями; по многочисленным заверениям создателей и адептов, Машина Снов обладала магическими свойствами (см. документальный фильм «Flicker», режиссер Н. Шиэн, 2008).
Внезапное появление в его жизни техника Соммервиля оказалось очередным берроузовским «совпадением» – из тех, которых не существует. Именно техническое опосредование художественного творчества вскоре стало главным предметом работы Берроуза. Вернувшись из Лондона, куда тот ездил с Йеном, Берроуз узнал, что Гайсин сделал открытие: порезав стопку газетных листов, он обнаружил, что разные части газеты можно монтировать друг с другом в случайном порядке, производя тем самым новые смыслы. Берроуз встретил это открытие с огромным энтузиазмом.
В 1960 году техника нарезок породила два коллективных сборника – «Остались минуты» при участии Гайсина и Корсо и «Дезинсектор!» уже без Корсо, а потом и три романа Берроуза, составивших «Трилогию „Сверхновая“»: «Мягкая машина» (1961), «Билет, который взорвался» (1962)[26] и «Экспресс „Сверхновая“» (1964). Хотя «Мягкая машина», а отчасти и две другие книги, компоновалась из рукописей, остававшихся еще от танжерского периода, книги трилогии выходили, когда Берроуз уже жил в Лондоне.
Он покинул Париж весной 1960 года. Гайсин оставался в Бит отеле до его закрытия в январе 1963-го. Билл и Брайон дружили до самой смерти последнего в 1986 году, но именно в парижский период Берроуз взял от Гайсина столько, сколько смог унести. Майлз пишет: «Именно Брайон Гайсин заставил Берроуза понять, что он – писатель. Именно неумелая помощь Гайсина, его энергия и восхищение творчеством Билла сдвинули дело с мертвой точки. Билл стал работать, он усердно трудился до самой своей смерти. Ему была нужна подобная поддержка, ему всегда лучше работалось в сотрудничестве с кем-то или с помощником. Самую большую помощь после Гайсина ему оказал Иэн Соммервиль, после – Джеймс Грауэрхольц, потом все многочисленные друзья. В Бит-отеле Берроуз смог разорвать нити, связывающие его с другими, и стать писателем»{343}.
Билл и Брайон, хотя и жили в разных местах, никогда не прерывали общения и продолжали совместные эксперименты. В 1965 году они работают над сборником «Третий ум», который выйдет только в 1978-м{344}. В тот же период складывается их сотрудничество с британским режиссером Энтони Бэлчем (с Берроузом его познакомил именно Гайсин), поначалу специализировавшемся на софт-порно. Это знакомство вылилось в cut-up фильмы 1960-х: «Башням открыть огонь», «Уильям покупает попугая», «Нарезки», «Билл и Тони и другие»[27]. Как Гайсин и Берроуз и полагали в самом начале своего литературного cut-up путешествия, именно кино оказалось наиболее органичной, естественной формой для эстетики нарезок. Берроуз использовал свой литературный материал в сценариях к фильмам, а образы из фильмов – в параллельных литературных текстах. Все это сопровождалось мощным идейным влиянием гностика Гайсина, который бомбардировал восприимчивого Берроуза самыми фантастическими идеями – от сайентологии до секты ассасинов, от синхронии до НЛО.
Веер еретических дискурсов, который художники составляли в тот период, выполнял прежде всего мятежную, революционную функцию, направленную на подрыв господствующего идеологического порядка. Характерны слова, в которых Гайсин описывал магию: «Идея Закона состоит в том, что внутри Закона каждый чист, ‹…› и любой, кто не является чистым внутри Закона, – аутсайдер ‹…› преступник… А Маг, для того чтобы действовать, может быть только аутсайдером и преступником и должен находиться вне Закона. ‹…› Маг претендует на то, что имеет другое, особое разрешение, еще одно и иное разрешение; он говорит, что оно лучше, более дорогое, более эффективное, какое хотите, но другое, находящееся вне Закона… Собственно, вся Магия находится вне Закона»{345}.
Магия есть преступление. В этом смысле всякая ересь впрок, потому что всякая ересь подрывает тотальность Целого, или Закона. Этим тотальным целым могут быть идеология или наука («Ученые будут и дальше отрицать свидетельства, касающиеся экстрасенсорного восприятия и НЛО, и прятаться в академическом вакууме»{346}, «Я питаю глубокое отвращение к ученым»{347}, «Наука так же напичкана фундаментальными догмами и неприкрытыми фальсификациями, как и католицизм»{348}), или религия («Слово Господне утверждает, что Оккультное – враг»{349}), тогда как орудием сопротивления против него оказывается Оккультное, колдовство («Я видел погодное колдовство. Я даже сам колдовал погоду»{350}), нарезки или (почему бы и нет?) научная фантастика, которой Берроуз в ту пору зачитывался, и это видно по «Трилогии „Сверхновая“» (стопка научной фантастики лежала у него на тумбочке в Бит-отеле{351}). Сойдет и это, anything goes, потому что Вавилон должен быть разрушен!
По отношению к господствующему означающему гностицизм оборачивается подрывной деятельностью, cut-up техникой, взрезающей общепринятый порядок слов. Любимый гайсиновский персонаж – полулегендарный старец Хасан ибн Саббах («В качестве одного из своих Учителей он упоминает Хассана-ибн-Саббаха, Старца с Горы»{352},[28]; сам Гайсин утверждал, что стал хашишином, то есть ассасином, еще в 19 лет в Греции{353}) – стал главным символом гностической
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!