Каждому своё 4 - Сергей Тармашев

– Зая? – Кристина встревоженно смотрела ей вслед. – С тобой все в порядке? Ты как-то слишком спокойно отреагировала на это! У тебя что-то случилось?

– Что со мной может случиться? – философски изрекла блондинка. – Черных толстух за спиной нет, «снежинки» рядом, у Порфирьева я еще не была. Все в порядке.

С этими словами она закрыла дверь в операционную и принялась готовиться к лечению самой себя.

Сто четыре минуты биорегенерации пролетели, как четыре. Просыпаться отчаянно не хотелось, хронический недосып брал свое, и первые секунд тридцать она просто пролежала на выдвинутом ложе биорегенератора, сонно протирая глаза. Потом встать все же удалось, она натянула халат и занялась анализом результатов только что закончившейся процедуры. Результаты ее порадовали. Площадь пятен, оставшихся от двух десятков шрамов, заметно сократилась, два самых мелких исчезли полностью, от остальных удастся избавиться в ближайшие недели. Проплешины на голове будут видны еще долго, но когда-нибудь исчезнут и они. Не стопроцентно идеальный внешний вид, но уже не жутко, как раньше. Ингеборга коснулась сенсора процедуры подготовки биорегенератора к приему нового пациента и отправилась в свой крохотный кабинетик смывать остатки биораствора.

Отмывшись, она не стала одеваться, накинула халат и пошлепала босыми ногами к выходу. Вопреки ожиданиям, в диагностическом кабинете никого не оказалось. Она рассчитывала застать здесь спящую за столом Кристину, но кабинет был пуст, дверь в приемный покой закрыта. Блондинка решительно подошла к громоздящейся на полкабинета кабине коллариума и распахнула толстую дверцу. Как тут все включается? Подруги что-то рассказывали, а Светлана даже показывала пару раз, но в те дни было не до того… Ей всегда было не до того. Теперь стало. Несколько минут Ингеборга разбиралась с управлением, вспоминая указания Светланы, потом нужные режимы были найдены, кабина заработала, и она закрылась внутри.

– Ты решила заняться своим мрачным мачо всерьез? – Кристина с ее халатом в руках встречала Ингеборгу возле кабины по окончании процедуры. – Одобряю! Загар – это секси. Всегда работает! Только пяти минут в режиме коллариума недостаточно.

– Пока что я решила всерьез заняться своими пятнышками. – Ингеборга накинула халат. – Новой коже нужен солнечный свет, а где его взять? Но я запомню твой совет. Поможешь настроить кабину?

– Она давно настроена, – Кристина поднесла свое запястье к запястью Ингеборги, демонстрируя ровный загар. – Я покажу тебе основные программы.

– Спасибо, Кристи, – поблагодарила блондинка. – Удалось что-нибудь решить?

– Я как раз этим занимаюсь, – улыбнулась подруга. – Не волнуйся, все будет окей, гарантирую! – Она привычно перешла на почти беззвучный шепот: – Он уже клюнул, теперь никуда не денется! Дальше дело техники и терпения, но я получу, что хочу!

– Желаю удачи, – Ингеборга направилась к себе. – Пойду, попробую тоже что-нибудь получить. Только бы не подушкой, а то уж очень ощутимо получается!

Она переоделась для бега, надела праздничный спортивный костюм, подвеску с пистолетной кобурой и мгновение подержала в руках капитанский подарок. После террористического мятежа это нехитрое действие всегда придавало ей сил, если от обилия навалившихся забот нервная система норовила перейти в режим слез и страданий. Ингеборга вложила пистолет в кобуру, надела халат и окинула себя в зеркало придирчивым взглядом. Ей бы платье…

Раньше, когда мир еще был большим и живым, она не меньше других представительниц прекрасного пола испытывала интерес к тому, «из чего сделаны девчонки»: тряпочки, платьица, прикольные фенечки и прочее. Желания выделиться или подчеркнуть, что ты не такая, как все, у нее никогда не появлялось, но в итоге поневоле получалось всегда именно так. Быть единственной натуральной блондинкой в обществе темных и рыжих образов ей приходилось всегда, особенно когда мода в очередной раз отворачивалась от светлых шевелюр.

Портить волосы окрашиванием или пачкать тушью золотистые брови с ресницами совершенно не хотелось. Подобные манипуляции почему-то ассоциировались у нее с детскими играми в прятки в лесу под грибным дождем, когда маленькая Ингеборга пряталась от отца между больших корней могучего дуба. Дуб рос в двадцати метрах от дома и был ее любимым секретным местом, отец об этом прекрасно знал и легко ее находил. Но намокшая под теплым летним дождем земля и древесная кора изрядно пачкались, а если еще при этом специально топать по лужицам, убегая от отца, то после прогулки маме приходилось приложить определенные усилия, чтобы отмыть любимую дочь.

В такие моменты мама ставила ее перед зеркалом, сурово указывала на чумазое изображение и с глубокомысленным подозрением спрашивала: «Это кто? Девочка, ты чья? Ты в лесу заблудилась? Тебя потеряли туристы?» Выглядела «накрашенная» малолетняя блондинка и вправду забавно. В особо колоритных случаях мама делала фото, позже они не раз хохотали, разглядывая чумазые детские снимки. Возможно, эти детские ассоциации породили ее неприязнь к туши и прочим средствам сделать из белых бровей и ресниц черные. Хотя сама Ингеборга в это не верила. Ей просто очень нравилось быть такой, какой родилась, и пофиг, что весь мир зачерняет ресницы. Пусть зачерняют, что хотят, разве она запрещает?

Но находиться на задворках моды не будет интересно ни одной девчонке, и Ингеборга исключением не была. Поэтому, будучи «не в тренде» по цвету волос, бровей и ресниц, она старалась компенсировать это вкусом в подборе одежды и сочетанию деталей. Да, у нее белый образ, это сейчас не модно, но еще не значит, что он не может быть собран эстетично и со вкусом. В этом очень помогала мама, особенно поначалу, когда пора взросления у дочери только-только началась. Мама любила выглядеть привлекательно и всегда подчеркивала, что старается для папы, потому что ей нравится быть для него красивой. Обычно она выступала инициатором обновления гардероба для дочери, зачастую даже прежде, чем уже имеющиеся тряпки выходили из моды. Так что в прежней жизни платья у Ингеборги имелись. Их не было много, зато все подбирались тщательно и со вкусом.

Все изменилось после того, как ее маленький добрый мир сгорел в огне теракта. Долгое время восстановить психологический надлом не удавалось, всюду мерещились исламисты, задумавшие совершить самоподрыв, обилие темных глаз и волос вокруг вызывало тихую панику и ощущение смертельной опасности. В темных глазах читалась затаенная враждебность, вместо обычного мужского интереса просматривалась злобная похоть, ранее привычные слуху исламские формулировки заставляли невольно сжиматься в ожидании беды. Не хотелось ни привлекательности, ни модности, ни общения, единственным желанием было спрятаться от всех понадежнее, никого не видеть и никому не попадаться на глаза. Год прошел в коконе из всепоглощающей учебы с отдушинами в виде спорта, и восстанавливаться все началось незадолго до войны. Она очень старалась вернуться в нормальную жизнь, и у нее даже получалось, но полностью исправить душевный надрыв времени не хватило.

Окружающий мир вроде бы перестал быть враждебным, но по-прежнему оставался темен и чужд, и о желании выглядеть привлекательно не осталось даже воспоминаний. Наоборот, привлекать кого бы то ни было или что бы то ни было очень не хотелось. А потом началась ядерная война, и мысли были совсем о другом. Поэтому в день отъезда в «Подземстрой-1», когда она, стоя в скафандре посреди лишившегося воздуха семейного убежища, торопливо собирала сумку при свете нашлемного фонаря, взять с собой платье мысли не возникло. Она взяла белье, полотенца, спортивный костюм, тренировочную форму, беговые кроссовки и прочие сугубо функциональные вещи, а вот платья остались в шкафу, целых три… Сейчас бы хотя бы одно из них!