Волшебный уговор - Таня Фоозен

и то, что с ним случится. Но такие карамельные трости не всегда надёжны, применять их рискованно, потому что никогда не знаешь, что из этого выйдет.

– Можно подумать, что вы заглядывали в будущее, – недоверчиво сказала Чарли.

– Нет, волшебство сладкомагов имеет границы. Взгляд на шаг вперёд – это как крошечный лоскуток: увиденное сложно как-то истолковать. Я увидел, что Элина, пытаясь решить загадку, подумала о парке. Тогда я понял, что вы скоро там объявитесь, и остался поблизости, чтобы перехватить, но на вас напали.

– Мы вам очень благодарны за помощь, – сказала Элина. – Только я не понимаю, почему для вас было так важно выяснить, что мы собираемся делать. Мы ведь с вами едва знакомы, и... Должна быть какая-то причина.

Лицо господина Шноттера оставалось непроницаемым:

– Ты права. В день юбилейных торжеств мне не удалось использовать карамельную трость, и тогда я отправился к вашему домику на дереве. Я действительно давно наблюдаю за вами – и да, для этого есть причины. У вас наверняка много вопросов.

– Господин Шноттер, а вы вообще кто? – поколебавшись, спросила Элина.

– Сладкомаг.

Робин фыркнул:

– Вы это уже говорили! А почему об этом никто не знает? Зачем вы следите за моей семьёй? Почему вы сначала преследуете нас, а потом помогаете? И самое главное: можем ли мы вам доверять?

Сделав глоток чая из чашки, господин Шноттер поставил её на стол.

– С доверием штука такая, – он пожал плечами, – это дело добровольное. Принудить вас доверять мне я не могу.

Элина нервно сглотнула:

– Нам бы очень хотелось вам доверять.

– Начнём с самого начала, – тихо сказал старик. – Я живу в эмиграции.

Робин побледнел:

– Что?! В эмиграции?! Да это же намного хуже, чем не иметь лицензии!

Элина испугалась. Это прозвучало так жутко...

Чарли растерянно наморщила лоб:

– Что это значит?

Господин Шноттер вперился в троицу друзей мрачным взглядом:

– Меня сослали, официально как сладкомаг я больше не зарегистрирован, и уже много-много лет мне запрещено производить сладости. Я не буду рассказывать вам всё, но... хочу, чтобы вы меня поняли, потому что я открыл кое-что важное для всех нас. Тогда я примирился с ситуацией и признал наказание. Но постепенно желание вернуться к прежней жизни всё усиливалось. Я стал искать возможность заключить с магистрами сладкомагии сделку, но не мог предложить им ничего интересного, и уж тем более ничего, что помогло бы отменить ссылку, – он тяжело вздохнул. – Я годами держал в поле зрения всё в Белони, в других городах, я отчаянно пытался найти что-то, что было бы достойно внимания магистров. Однажды я подумал, что нашёл... но в то время мало что из этого имело смысл. Поэтому я стал наблюдать за Цукерхатами.

Элина с трудом поспевала мыслями за историей господина Шноттера. Она жалела его из-за ссылки, но в то же время и возмущалась.

– Вы шпионили за семьёй Робина, чтобы...

Робин рассерженно перебил её:

– Вы собирались вернуть прежнюю жизнь, предав мою семью магистрам?!

Господин Шноттер серьёзно взглянул на Робина:

– Я отчаялся. Ты что, никогда не был в таком отчаянии, что всё бы сделал, лишь бы выбраться из ситуации?

Элина увидела, что лицо Робина смягчилось. Это чувство они знали очень хорошо.

– Все мы совершаем ошибки, – продолжал господин Шноттер. – Кто-то больше, кто-то меньше. Но в конце концов, мой мальчик, важно лишь то, какой урок мы из них выносим. Я повёл себя не лучше Алфеи, но, когда я понял, что, получив чемодан, вы не творите глупостей и даже навлекаете на себя опасность, я признал свою ошибку. И исправил её тем, что помог вам – разве нет?

– Исправили, – не колеблясь, ответила Элина. – А чемоданом мы воспользовались потому, что Чарли оказалась заколдована горчаком.

– Примерно так я и думал, – кивнул господин Шноттер. – Потому что, столкнувшись с Алфеей, кое-что осознал. – Он встал, подошёл к комоду и, достав оттуда чёрную папку, начал раскладывать на столе её содержимое – сплошь статьи из старых газет.

Элина, присев на краешек дивана, взяла одну из них.

Один из заголовков на первой полосе гласил:

«Женщина вызывает грозу! Странный дар!»

Элина пролетела взглядом текст:

– Женщина, задерживая дыхание, вызывает бури с грозами?!

– Всё началось несколько лет назад. В газетах время от времени стали появляться такие сообщения. Я тогда собрал всё, что казалось мне необычным и магическим, но так и не сумел ни с чем это связать, – сказал господин Шноттер. – Я не сомневался, что в этих сообщениях речь идёт о людях, околдованных горчаками, но позднее никто ничего не помнил. А когда Алфея захотела заставить всё забыть меня самого, тут-то я и нащупал взаимосвязь. Должно быть, Алфея периодически переезжала из одного города в другой, чтобы распространять свои горчаки. И, похоже, лишь с одной целью.

– Выманить сладкомагов из их укрытий, – пробормотала Элина. У них уже была такая мысль.

– Бедный господин Раух, – прошептала Чарли так тихо, что её услышала одна Элина. – Она использовала его, чтобы распространять горчаки, а потом хладнокровно стёрла ему память.

– Алфея хочет попасть в Музей конфетных искусств, – сказал Робин.

– Совершенно верно, – подтвердил господин Шноттер. – Теперь понимаете? Неважно, кто из нас какие правила договора Пико нарушил или чего мы хотим. Речь идёт о вещах, гораздо более значительных, чем наши собственные проблемы. Алфею нужно остановить.

– Почему же вы этого не делаете? – вызывающе спросил Робин. – Вашими сладостями? – Похоже, он ещё не совсем простил господину Шноттеру слежку.

Элина взглянула на старика:

– И вообще – откуда они у вас?

– Одна... – господин Шноттер замялся. – Одна хорошая знакомая, когда мы договорились, что я по её поручению буду следить за Цукерхутами, передала мне несколько конфет – на крайний случай. Она работает в Музее конфетных искусств. Конфет было немного, и я все уже использовал. Последнюю – чтобы спасти вас.

– Так давайте свяжемся с этой знакомой! – взволнованно предложила Элина. – Она поможет!

– Я... я уже пытался, – закрыв глаза, господин Шноттер принялся массировать виски. – Я знаю, что она существует... и что работает в Музее конфетных искусств. Но когда стараюсь мысленно на ней сосредоточиться, всё как-то ускользает. Это всё