Муж понарошку - Мари Князева

- Божественно! – промычал муж с набитым ртом, когда они, наконец, сели дегустировать собственноручно приготовленный ужин.

- Своё всегда кажется вкуснее, - скромно заметила Надя и улыбнулась.

- Честно говоря, я планировал сводить тебя в кафе. А то мы никогда не были в приличном месте: у нас в деревне с этим проблемы…

- Я сто раз была в приличных местах, - отмахнулась Надя. – Скука смертная. Вот так готовить вместе с тобой намного веселее.

Алёша благодарно улыбнулся ей и ласково провел пальцами по её ладони, лежавшей на столе.

- И всё-таки давай сходим ещё куда-нибудь завтра, - предложил он. – Мне хочется… чтобы у тебя была полноценная жизнь хотя бы на сессии, раз остальное время приходится жить в глуши.

- Мне очень нравится наша глушь…

- Это временно, пока не надоело.

- Уже прошло больше четырёх месяцев, и ещё не надоело.

- Признаться, это удивляет меня.

- Всё просто: не место красит человека, а человек – место. В Уймонской долине меня окружают хорошие, дорогие мне люди. Потому мне и не скучно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Ты удивительный человек, - покачал головой Алёша.

Надя молча вздохнула в ответ. Она убрала со стола грязную посуду, заварила чай из пакетиков в кружках и отрезала им с мужем по кусочку торта. Алёша мужественно отказался от того, где было больше ягод, но потом, как бы между прочим, спросил:

- Вкусные?

Надя хитро улыбнулась, подцепила ложечкой одну голубику и одну малинку и протянула к самым его губам. Краска бросилась в лицо отставного военного, но он послушно открыл рот и принял предложенное лакомство. А потом протянул руку и большим пальцем вытер творожный крем с уголка Надиных губ. На несколько секунд она забыла, как дышать. Какая сладкая пытка этот вечер наедине! Ну почему нельзя собрать этот крем губами? Почему надо упорно изображать друзей или вообще чужих людей, когда сердце разрывается от желания обнять, прижаться друг к другу и долго-долго не отпускать?

Неловкость между ними была почти осязаема – она опутала своей тонкой сетью наподобие паутины всё пространство комнаты, где они уселись на диване посмотреть какой-нибудь фильм по телевизору. Вот как им расположиться? На пионерском расстоянии? Холодно и одиноко. В обнимку? Жарко и требует дальнейших действий, после которых Надин ответственный супруг, придумавший собственные правила семейной жизни, запрещающие ему обнимать и целовать собственную жену, как правило, сбегал далеко и надолго. Немного поёрзав по дивану, они нашли компромисс: сели рядом, касаясь друг друга ногами, но не обнимаясь. Алёша расслабленно уронил свои руки на бёдра, и Надя то и дело отрывалась от происходящего на экране, чтобы призывно взглянуть на них (и на руки, и на бёдра). Держались ведь они за руки в кино. Почему же сейчас нельзя? Надя дотерпела примерно до середины фильма, а потом всё же влезла влажной, холодной и дрожащей ладошкой в большую теплую руку мужа. А он не стал сопротивляться. Наоборот, переложил в другую руку, обнял Надю за плечи и шепнул интимно:

- Замерзла?

Она бы сейчас согласилась с чем угодно, хоть с приступом эпилепсии, если бы это помогло оставаться в его объятиях как можно дольше. Лишь бы этот фильм никогда не кончался! От лёгкого запаха мужского одеколона у Нади мутился разум, а смысл происходящего на экране ускользал, как бы она ни пыталась его ухватить. Пришлось подробно обсудить сюжет с разумным и внимательным мужем, но по некоторым моментам его замешательства Надя поняла, что и он порой отвлекался от просмотра на посторонние мысли и чувства. Однако, в целом Алёша, конечно, лучше понял тему и идею произведения киноискусства и щедро поделился ею с законной супругой. Они долго обсуждали их, а опомнились далеко за полночь. За это время Надя отступила из объятий мужа на край поля боя, то есть, дивана и завернулась в плед. Зато её ножки почивали на Алёшиных коленях, и он даже поглаживал их как бы невзначай.

- Может быть, ещё чаю? – предложил он, но потом заметил, как Надя тайком подавляет зевок, и сам же отказался от собственного предложения: - Неет, тебе явно пора спать. Нельзя сбивать режим, а то будет трудно вставать на учёбу.

- Ну конечно, кто бы сомневался, мистер упорядоченность! – с легкой насмешкой пробормотала Надя.

Алёша возмущённо нахохлился:

- Хочешь сказать, что я скучный?

- Ну, откровенно говоря, весельчаком тебя назвать трудно.

Муж буквально кипел от возмущения. Он вдруг подскочил так, что замотанные в плед Надины ноги подпрыгнули вверх, и решительно потребовал:

- Так, всё, идем искать круглосуточный кофе и гулять всю ночь!

Надя опешила:

- Я замерзну!

- Я отдам тебе свою куртку, - отмахнулся Алёша.

- А сам наденешь моё пальто?

- У меня в багажнике всегда лежит запасная.

- Ну я же говорю, мистер упорядоченность, - захихикала Надя.

- Что мне надо сделать, чтобы избавиться от этого прозвища?

Надя ненадолго задумалась:

- Сходить на дискотеку, выпить там виски и станцевать на барной стойке. А! И уснуть на ней же!

Алёша разочарованно выдохнул:

- Ничего не выйдет! Я не пью…

- Тогда ты от него не избавишься, - покачала головой Надя. – А почему ты не пьёшь?

- Это вредно. Военные, если пьют, то по-страшному.

- Но ведь ты больше не военный…

- И что? Идём искать круглосуточный кофе с коньяком?

- Алёша, ты меня пугаешь!

- Меняться всегда страшно. Вначале.

- И зачем тебе меняться?

- Чтобы стать нескучным.

- А мне ты и скучным нравишься.

Алёша сдулся, как проткнутый воздушный шарик, одновременно покраснев, и опустился обратно на диван.

- Разве ты не хочешь веселиться? – спросил он как-то грустно.

Вместо ответа, Надя откинула одеяло, вскарабкалась на колени к мужу и обняла его за голову.

- Я хочу быть с тобой, - прошептала она. – А веселиться или скучать – всё равно.