Черная принцесса - Марина Серова

– Какое «но»? – спросила я.

– А такое, что я как раз в тот день зашел к Рубашкину в гости. Так, знаете, нахлынуло что-то, захотелось поговорить... – вальяжно и в то же время доверительно заговорил Закруткин. – А он просто выставил меня.

«Что, наверное, неудивительно», – тут же подумала я.

– Ну, то, что выставил, – это ерунда. А вот почему? А потому, что он собирался встретиться с Милентьевым. Именно с Милентьевым.

– Он сам вам об этом сказал?

– Нет. Я это понял по разговору. При мне зазвонил телефон, и Рубашкин называл своего собеседника «Виталя». И разговор еще шел про дачу. Тогда я не придал этому никакого значения, а потом, когда все произошло, понял, что Виталя – это не кто иной, как Милентьев. И тогда я прислал это письмо.

– А почему прислали? Нельзя было просто сказать?

– Боюсь, что вы мне бы не поверили, – усмехнулся Закруткин. – Не поверили бы, и все. Про меня тут наговорили черт знает что и Валентина, и Галина.

– Ну, допустим, – вздохнула я. – Но у Рубашкина есть алиби. А вот у вас алиби нет.

Закруткин тут же возразил:

– Но я не убивал Милентьева! Не убивал!

– А что, с Рубашкиным вы часто общаетесь? – не обращая внимания на причитания Анатолия Михайловича, спросила я.

– Нет, – тут же замотал головой Закруткин. – Это просто как-то нахлынуло. Дело в том, что в молодости мы дружили. А потом Рубашкин познакомил мою жену с Милентьевым.

– И этого вы простить ему не можете, – подхватила я.

– А кто его просил вмешиваться в нашу семейную жизнь? – взвился Закруткин.

– Но к тому моменту у вас с Валентиной уже не было семьи, – напомнила я.

– Неважно, у нас были общие дети, – не сдавался Анатолий Михайлович.

Я не стала спорить с ним на эту тему.

– Правда, это все уже в прошлом. Не подумайте, что все эти годы я копил злобу на Игоря. Мы даже встречались с ним иногда... по-приятельски. Хотя в последнее время он отошел от меня, да и вообще почти от всех прежних друзей. Игорь считает, что он теперь птица иного полета! Иного масштаба даже!

На лице Закруткина появилось выражение глубокого презрения.

– Но главное, – продолжал Анатолий Михайлович, – я всегда знал, что он плохой человек!

– В каком смысле? – уточнила я. – На мой взгляд, «плохой человек» – это очень расплывчатая формулировка.

– А на мой – нет! – отрезал Закруткин. – Это еще тогда, в молодости, было ясно. Правда, проявлялось в основном в мелочах. Ну, например, он уже тогда был способен на мелкие предательства. Если в его окружении появлялся какой-то человек, стоявший рангом выше старого друга, он непременно делал выбор в пользу нового знакомого. А с течением лет это его качество только усугубилось.

– Это вы намекаете на себя?

– Если бы! Не только на себя. Я вам уже говорил, что Игорь, когда пошел в гору, перестал общаться с прежним окружением. С Виталием и то они редко виделись, мне Валя рассказывала. И встретиться в этот раз с Виталием он решил лишь потому, что ему от Виталия было что-то нужно, а просто так он и не стал бы... Я думаю, что Виталий отказался выполнить его просьбу, поэтому он и убил его!

– Заранее прихватив с собой крысиный яд? – усмехнулась я. – Да и вообще Игорь Евгеньевич не показался мне человеком, который станет так глупо мстить за отказ в его просьбе.

Депутат, накануне выборов... Травит крысиным ядом человека просто потому, что он на него обиделся! Блеск, а не версия!

Закруткин открыл было рот, чтобы горячо что-то мне возразить, но я не стала его слушать:

– Самое главное, как я вам уже сказала, у Игоря Евгеньевича стопроцентное алиби. Так что оставьте его в покое. И лучше подумайте о себе.

– Но я вам уже честно во всем признался! – стоял на своем Закруткин. – Что же вы еще от меня хотите? Признания в том, что я убил Милентьева? Но я не убивал его, зачем мне признаваться в том, чего я не делал?

– Это письмо я оставлю у себя, – убирая в сумочку листок с текстом, сказала я. – На всякий случай. И благодарите бога, что я ничего не сказала вашей бывшей жене. И если у меня возникнут серьезные подозрения на ваш счет – не сомневайтесь, что эта записка моментально выплывет на свет божий.

– Разумеется, – машинально проговорил Закруткин. – Разумеется...

Выйдя из комнаты, я попрощалась с Валентиной Михайловной, которая так и не поняла, для чего мне нужен был разговор с ее бывшим мужем. Ничего выдумывать я не стала, предоставив возможность самому Закруткину проявить фантазию. Я была расстроена, у меня провалилась очередная версия и не выстраивалась новая.

Уже сидя в машине, я решила заехать к Кире, чтобы отвести душу и рассказать ему о последних событиях...

– И что ты теперь собираешься делать? – спросил Кирьянов.

– Все то же – проверять, выяснять, думать, анализировать, – со вздохом сказала я.

– Да кого проверять-то? – не выдержал Кирьянов. – Все уже проверены, елки-палки!

Я ничего на это не ответила, поднимаясь со своего стула, кивнула на прощание Кирьянову и вышла из его кабинета. Потом я села в свою машину и поехала домой. Я очень устала за сегодняшний день, он был переполнен встречами, беседами, поисками...

Поужинав бутербродами с сыром и ветчиной, я прошла в комнату и прилегла на кровать. В голове у меня крутились последние слова Кирьянова: «Да кого проверять-то? Все уже проверены!»

И в самом деле, кого? Кого я не проверила? У всех вроде бы алиби... Или отсутствие мотива. У Коршунова алиби не было, но в его виновность я не верила с самого начала. Хотя теперь я решила более пристально присмотреться к каждой кандидатуре.

Что, если все-таки Коршунов? Если он просто такой умный, хитрый и расчетливый? Решил сыграть в простачка? Дескать, судите сами – я же не идиот, чтобы убить и так себя подставить! А получается, что он вдвойне не идиот... Но мотивы? Какие у него мотивы? Может быть, скрытые, о которых не знает вообще никто, кроме него? По работе какие-то разногласия? Желание занять директорское место? Но это вопрос амбиций, ведь доход Милентьев и Коршунов имели примерно равный. Правда, теперь Коршунов остался один, но помощник ему все равно будет необходим, а с ним тоже нужно делиться. Нет, если это Коршунов, то мотив его состоит в чем-то другом...

Так, ладно, Коршунова пока отбросим, но возьмем на заметку. Вероника Балашова. У этой стопроцентное алиби, проверенное милицией. К тому же нет мотива. Значит, откидываем.

Галина Михайловна Нежданова. Убивает, чтобы получить свою долю, а подспудно думает о том, что в результате смерти Милентьева впоследствии будет легче тянуть деньги с мягкотелой сестры? Теоретически возможно, но все же слабовато для мотива убийства... Из-за кутерьмы с Рубашкиным я и забыла, что собиралась навестить ее и поговорить. При нашей первой встрече с Неждановой она утверждала, что в ночь на седьмое марта была одна у себя в квартире. Алиби, значит, у нее нет.