«Химия и жизнь». Фантастика и детектив. 1985-1994 - Борис Гедальевич Штерн

Перекрикивать ее смех — бр-р! Он молча оглядывал дома вокруг и думал о темных подвалах, в которых соседские мальчишки, начитавшись «Популярной механики», все как один выращивают грибы — из рассады, купленной на их карманные деньги. В детстве он тоже заказывал по почте химикалии, семена, черепах, бесчисленные притирки и тошнотворные мази. Сколько же сегодня домов в Америке, где в кромешной подвальной тьме растут грибы и пестуют их в простоте душевной дети? Тысячи? Миллионы?

— Хью, — жена коснулась его руки, — у грибов, пусть даже огромных, нет ни рук, ни ног. Они не могут ни пойти на почту, ни, тем более, править миром. Давай спустимся в подвал и поглядим на твоих извергов и чудовищ.

Она втащила его в дом и потянула к подвалу, но он упирался изо всех сил и с глуповатой улыбкой тряс головой.

— Нет, нет, я знаю, что мы увидим. Ты выиграла. Чушь какая-то. На следующей неделе вернется Роджер, и мы все вместе напьемся. Беги-ка в постель, а я выпью на ночь стакан теплого молока и через минуту приду к тебе.

— Вот так-то лучше! — Она расцеловала его в обе щеки, на мгновение прижалась к нему и пошла вверх по лестнице.

На кухне он взял стакан, открыл холодильник, хотел было налить молока и вдруг замер.

В холодильнике, на верхней полке, стояла желтая мисочка. А в ней — ну конечно же! — свежесрезанные грибы!

Он простоял так, наверное, с полминуты; в морозном воздухе холодильника дыхание застывало паром; потом потянулся за миской, поднес к лицу и, почуяв грибной дух, вынес в коридор. Глянул на лестницу — на втором этаже, в спальне, возится Синтия. Он хотел окликнуть ее: «Синтия, ты поставила это в холодильник?». Но запнулся на полуслове.

И спрашивать незачем. Нет, не она.

Он водрузил миску на плоскую верхушку балясины в нижнем конце лестницы и задумался, уставившись на грибы. Вот он уже в постели, глядит, как в открытое окно сквозь занавеску просачивается лунный свет и рисует узоры на потолке. Слышит свой голос: «Синтия!». И ее ответ: «Что?». Он скажет: «Знаешь, а у грибов есть способ вырастить себе руки и ноги». «Какой такой способ? — отзовется она. — Ах ты глупенький, глупенький, ну какой же ты выдумал способ?» И он соберет все свое мужество и продолжит, несмотря на насмешки: «А что если человек, проходя через болото, срежет гриб и съест?…»

Ничего не ответит Синтия.

Попав внутрь, грибы распространятся с кровью по всему телу, займут каждую клеточку и превратят человека в… Марсианина? А коль так, зачем им собственные руки и ноги? Ведь достаточно проникнуть в чужое тело, обосноваться внутри и овладеть человеком. Джо угостил отца грибами. Роджер поел и переродился. Он сам похитил себя. В одном из последних проблесков здравого смысла, став на время самим собой, он дал телеграмму и предостерег нас от грибов по почте. Роджер, который звонил вечером, уже не был Роджером, он был в плену у того, что съел! Ну как, Синтия, все сходится, так ведь?

Нет, ответит воображаемая Синтия, нет, не сходится, не сходится, нет, нет, нет…

Из подвала послышался легкий шорох, что-то зашелестело, зашептало. Фортнем подошел и приложил ухо к подвальной двери.

— Том?

Нет ответа.

— Том, ты еще внизу?

Нет ответа.

Ждать пришлось долго. Наконец донесся голос Тома. — Да, папа!

— Уже полночь, — сказал Фортнем, с трудом удерживаясь от крика. — Что ты там делаешь?

Нет ответа.

— Я говорю…

— Приглядываю за делянкой, — наконец сказал мальчик; его голос был холоден и слаб.

— Хватит, черт побери! Немедленно вылезай! Слышишь?

Тишина.

— Том! Скажи, ты поставил грибы в холодильник? Зачем?

Прошло секунд десять, прежде чем донесся ответ.

— Это тебе и маме, мне хочется вас угостить.

Сердце подкатило к самому горлу. Фортнем отдышался и тогда только смог говорить.

— Том? Ты не… Ты случайно не ел грибы? Ты их не ел?!

— Странно, что ты спрашиваешь, — сказал Том. — Да, ел. Сегодня вечером. С бутербродом. После ужина. А что?

Фортнем схватился за дверную ручку. Теперь была его очередь молчать. Ноги были как ватные — что за ерунда! «Просто так!» — хотел он ответить Тому, но губы отказывались повиноваться.

— Папа! — ласково позвал Том. — Иди ко мне. И снова через минуту — Погляди на мой урожай.

Дверная ручка под ладонью сделалась скользкой от пота. Щелкнул замок. Фортнем тяжело дышал.

— Папа! — повторил Том.

Фортнем отворил дверь.

Внизу в подвале черным-черно. Он Потянулся к выключателю.

— Не включай. Грибы света не любят, — сказал Том, словно почувствовав, что он хочет сделать.

Фортнем убрал с выключателя руку.

Несколько раз сглотнул. Глянул вверх, на лестничную площадку. Там наверху Синтия. Наверное, нужно пойти проститься. Опять он за старое! Боже мой! Что за глупая мысль! Для опасений нет никаких причин. Так ведь?

Так.

— Том? — с деланной легкостью воскликнул он. — Не знаю, готов я или нет, но я иду!

И, ступив вниз, в темноту, закрыл за собой дверь.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Перевела с английского И. М. Алексеева

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

№ 4, 5, 6

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Аэлита Ассовская, Сергей Соловьев

Горькая ягода

Современному Сальери

не нужен яд.

И убивать никого не нужно.

М. Ромм

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Повесть

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

198… Октябрь. Суббота⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

На следующий день после защиты поехали в садоводство — жарить шашлыки. Погода выдалась далеко не праздничная. Резкий ветер обрывал с придорожных березок последние листья. Так и напрашивалось продекламировать что-то вроде: «Поздняя осень. Грачи улетели…» По небу скользили обманчиво легкие облака, время от времени изливавшие чудовищные запасы воды на поскучневший безлюдный, несмотря на выходной, поселок, скользкую глинистую дорогу с хроническими фиолетово-кофейными лужами и осунувшийся после листопада лесок. Гордость поселка — озеро, окруженное безлистыми кустами, притаилось, затянутое какой-то серой, в тон дождю, пленкой.

Костер не получался. Он отчаянно дымил, заставляя женскую половину общества разбегаться, чтобы спасти от слез ресницы; несколько раз тух, отказываясь принимать мокрые ветки, пока дело не взял в свои руки Боб Мамальтин, известный в лаборатории некоторой склонностью к шаманским упражнениям. В итоге удалось нажечь угли и поставить, наконец, шашлыки, с нетерпением ожидавшиеся голодной публикой.

Отгуляв на пленэре, пошли согреваться в