Плоть и серебро - Стивен Барнс

— Я не знаю, ангел ли я теперь, — сказала она, обходя не реагирующего Марши, голосом ровным и не оставляющим надежды. Его она оттолкнула в сторону, уронив на колени. Потом она потянулась к своему творцу. — Но тебя я все равно отправлю в Ад.

Кривые когти с шипением вылетели из ножен и втянулись обратно со зловещим щелчком. Каждый из десяти сантиметров алмазной твердости и острой, как микротом, неокерамики; когти левой руки окрашены ее собственной кровью.

— По кусочкам.

Она потянулась к нему, чтобы начать.

Брат Кулак съежился в кресле. Но глубины кресла не хватало, чтобы скрыться от смертоносной нежности его ангела.

Марши обнаружил, что лежит лицом вниз на полу, лишь смутно догадываясь, каким образом это случилось. Он встал на колени и обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть серебряные когтистые пальцы, взявшие Брата Кулака за горло.

— Нет! Не надо! — крикнул он, вскакивая на ноги. Бросившись вперед, он охватил ее руками, чтобы оттащить.

Руки погрузились в ее тело, будто их и не было. Он с тупым удивлением уставился на обрубки.

Брат Кулак сучил ногами и извивался, желчного цвета рот распахнулся в беззвучном вое. В бесполезном отчаянии его костлявые пальцы хватались за стиснувшие его горло тиски. Яркая краснота обрызгала его сутану из-под впившихся когтей.

Склонив голову набок, Сцилла пристально смотрела вниз, на его лицо, будто видела в первый раз и пыталась понять, кто же это такой. Гнева на ее лице не осталось, и оно было пусто, как безжизненный и холодный лунный пейзаж.

— Не надо, Сци… Ангел! — вполголоса произнес Марши, собираясь и поднимая невидимые руки, которые и делали его тем, кем он был. Их он погрузил в ее спину и плавно повел, играя на ее нервной системе, как на арфе, осторожно, деликатно перебирая то один, то другой пучок нервов.

— Я должна.

Голос ее был так же ровен и лишен эмоций, как металл, покрывавший напряженные руки. Плечи ее обмякли, но хватка не ослабла. Лицо Кулака стало синевато-серым, глаза вылезали из орбит, не веря самим себе. Руки шевелились, как подыхающие крабы, исцарапанные и окровавленные о когти Сциллы.

— Нет, не должна, — тихо, но настойчиво произнес Марши. — Он побежден. Отпусти его. Он стар. Болен. Он умирает. Рак формы V, вот что у него такое, и такой запущенный, что даже я не могу его спасти. Пусть его убьет болезнь. Не дай ему сделать из тебя убийцу.

Единственное веко Сциллы отяжелело, когда Марши мягко похитил ее сознание. Оно повисло на полпути, как спущенный в неохотной сдаче флаг.

— Но я и так уже убийца, — шепнула она, будто делясь постыдной тайной. Голос ее стал как у ребенка, высокий и с придыханием, и каждое слово было неразборчивее предыдущего. — Я убила свою — свою мать! Убила! И других тоже…

Из зеленого глаза наконец показались слезы. Человеческие слезы, просоленные жалящим осознанием вины и потери.

— Это сделала Сцилла, Ангел, — успокаивая ее, шепнул Марши. — А ты — Ангел. Ты любила мать. Ты бы никогда ее не тронула.

— Не… не я?

— Не ты, Ангел. Теперь усни. Пусть Сцилла уйдет. Пусть уйдет этот больной старик. Я займусь им ради тебя.

— Я…

— Ангел, прошу тебя.

— Я…

— Пожалуйста, милая. Прошу тебя. Ради меня.

— Ради… тебя, — шепнула она, медленно ослабляя хватку. Брат Кулак рухнул назад, ловя ртом воздух и хрипя избитым и кровоточащим горлом.

Руки Сциллы упали вдоль тела. Она тяжело вздохнула:

— Я… так… устала.

— Я знаю, Ангел. Знаю. Теперь все хорошо. Спи. Я пригляжу за тобой. Спи.

Для Марши тело человека было открытой книгой, и он видел в нем каждую страницу и каждую строчку. Он понимал, что может без риска попытаться манипулировать ее подчиняющимися сознанию мышцами, теперь, когда жажда битвы ее покинула. Но это будет медленный и тонкий процесс, и если бы он попробовал сделать это раньше, она бы сопротивлялась и наверняка убила бы его за такую попытку.

Он изменил положение своих призрачных рук, заставляя те группы мышц напрячься, эти расслабиться, осторожно укладывая ее на пол. Ее глаз был теперь закрыт, лицо разгладилось, и сон овладел ею. Он положил ее, все еще приговаривая ее имя, все еще уговаривая ее заснуть, все еще обещая приглядеть.

Наконец Ангел вытянулась на полу в глубоком сне, и ангел мщения по имени Сцилла затих.

Марши присел рядом с ней, глядя на нее и пытаясь увидеть лицо Ангела за маской ангела. Он прикусил губу. Может быть, надо просто…

Он нерешительно протянул вперед невидимую руку и провел ею по лицу девушки.

Под его прикосновением демоническая маска стала исчезать штрих за штрихом, открывая гладкое бледное лицо красивой женщины лет около двадцати пяти. Выражение лица ее смягчилось, будто она каким-то образом узнала, что он сделал. Как зажженный после долгой ночи свет, заиграла на губах застенчивая полуулыбка.

Марши присел на корточки, на глаза его вдруг нахлынули неожиданные слезы. Она была так красива, что становилось страшно.

Он потянулся к ней, чтобы еще раз коснуться этого милого лица.

Этого не случилось. За спиной раздался шорох и глухой ухающий звук…

Кулак! Он совсем забыл про…

Осознание запоздало. Брат Кулак рухнул на него сверху, прямо на спину, и едва не сбил с ног.

Марши вскинул голову и вскрикнул — зажатый в костлявой руке Кулака нож глубоко вошел ему в спину. Он отчаянно дернулся, и по всем нервам ударила добела раскаленная боль, когда нож выдернули из раны.

Действуя на слепом инстинкте, он вскинулся назад, сбив нападающего до того, как тот смог ударить еще раз.

Он резко повернулся, ударил сверху коленом по руке с ножом, услышал приятный хруст хрупких костей Кулака. Старик зашипел от боли, нож вывалился из его пальцев.

Глухо выругавшись, Марши всунул одну из своих нематериальных рук в тощую шею Кулака и сдавил. Ненавидящие желтые глаза выкатились, будто хотели вырваться из орбит. Прорезь рта задергалась в беззвучной и бездыханной агонии.

Марши ощутил, что его собственные губы оскалились, открыв зубы в яростной усмешке. Пульс стучал у него в ушах. Адреналин красным горячим приливом шумел в крови, смывая все резоны и оставляя только единое желание — вытряхнуть жизнь из этой мерзкой твари, что извивается у него под коленом. Отомстить за Керри Иззак, за Ангела, за ее мать и за всех несчетных безликих невинных жертв, пострадавших от рук этой мерзости.

Призрачные руки сомкнулись вокруг позвоночника старика, и Марши собрался, чтобы вырвать эту струну из тела.

Он сделал вдох, готовясь…

Стать убийцей, теперь, когда может снова быть целителем.