Тайны реального следствия. Записки следователя прокуратуры по особо важным делам - Елена Топильская

Судебные и следственные органы привлекали В. П. Петрова к проведению сложных экспертиз, когда требовалось сочетание опыта военного и интеллекта ученого.

В 1973 году Вадим Петрович занимался беспрецедентным исследованием по делу о попытке угона самолета. По понятным причинам, в годы застоя дела такого рода не афишировались, и эта экспертиза не могла быть описана не то что в популярной, но даже в специальной литературе. Расследование по делу производил Комитет государственной безопасности; учитывая заговор молчания, которым окружались подобного рода события, сейчас уже трудно установить, первым ли террористом был государственный преступник, пытавшийся захватить самолет.

Сергей Филиппович Скрижинский, ныне — начальник отдела сложных экспертиз Ленинградского областного бюро судебно-медицинской экспертизы, участвовавший тогда, в 1973 году, в осмотре места происшествия, вспоминает об этом так:

«23 апреля 1973 года я дежурил по Управлению и первую половину дня занимался осмотром трупа мужчины, сгоревшего в своей квартире, в Выборгском районе. Когда осмотр закончился, выяснилось, что машины для дежурной группы нет, поэтому следователь Иванова пешком отправилась к себе в прокуратуру, а я сел на трамвай и поехал через Литейный мост.

Проезжая ГУВД, я заметил суету возле парадного подъезда — вокруг него носилась вся дежурная часть, толпилось руководство главка, еще какие-то люди, подъезжали и отъезжали машины…

Не успел я подойти к зданию главка, как меня схватили за руку с экспертным портфелем и буквально затолкали в машину начальника штаба ГУВД.

Мы куда-то поехали, в дороге я пытался выяснить у водителя, что произошло и куда меня везут, но водитель хранил молчание: шоферы таких боссов обычно молчаливы. Все, что мне сказали: „Там узнаете, доктор“.

Когда мы выехали на Московское шоссе, нам навстречу потоком пошли желтые ГАЗики оперполка, их было больше двадцати; тут я окончательно утвердился в мысли, что случилось что-то чрезвычайное. В аэропорту нас встретили серьезные мужчины, одетые в хорошие серые костюмы, и повели на летное поле, к дальней взлетно-посадочной полосе. Мне объяснили, что произошла неудачная попытка угона самолета.

Громадная махина самолета стояла, уткнувшись носом в землю; я согласился влезть в самолет только после того, как меня заверили, что опасности нет, там уже поработали саперы.

Обшивка передней двери была покорежена, в салоне перед кабиной пилотов передние кресла были вывернуты, на полу валялось огромное количество леденцов в синих и красных обертках. Везде следы крови…

Осмотр проводили под видеозапись, в моей практике это было впервые, я тогда вообще в первый раз увидел видеокамеру. Из самолета уже вытащили и положили рядом на землю верхнюю часть туловища бортмеханика, который, как я услышал на месте происшествия, был послан для переговоров с террористом; нашел я также и часть лицевого скелета. Из сопла самолета достали часть ноги, — тогда еще было непонятно, чьей. Обнаружили и часть руки, и стало ясно, что она принадлежала террористу, поскольку к ней было привязано какое-то устройство, цилиндрической формы, светлого металла; конечно, от него остался только фрагмент.

Прямо там, на месте, мы попытались реконструировать механизм происшествия; похоже было, что бортмеханик в момент взрыва обхватил террориста вместе со взрывным устройством и попытался таким образом погасить взрывную волну…

Краем уха я услышал, что ведется тщательная проверка пассажиров — не находился ли кто-то в преступной связи с террористом…» Да, это действительно было чрезвычайное происшествие.

Осмотр места событий производился два дня. Место происшествия сразу же взяли под охрану, а пассажиров отвели в специально приготовленное помещение.

Носовая часть самолета, как указано в протоколе осмотра, опиралась «на грунт аэродрома в десяти метрах от обочины взлетно-посадочной полосы. Обтекатель и антенна радиолокатора, а также створки ниши передней ноги самолета разрушены».

Передняя входная дверь отсутствовала, проем ее в задней и нижней частях был деформирован, с двери свисали обрывки звукотеплоизоляции, от десятого до одиннадцатого шпангоута самолета с левой стороны фюзеляжа имелись многочисленные разрывы обшивки. На протяжении нескольких сотен метров на покрытии взлетно-посадочной полосы просматривались прерывистые следы касания носовой части самолета, которые затем перешли в непрерывный след, продолжавшийся до полной остановки самолета.

«С правой стороны воздухозаборного канала левого двигателя, — гласил протокол, — обнаружена вмятина неправильной формы. На нижней части указанного носка имеются многочисленные пятна и мазки, по цвету похожие на кровь. Такие же следы — на носке крыла на расстоянии двух метров от гондолы левого двигателя, а также на нижней ее части».

Сотрудники КГБ, производившие осмотр, зафиксировали значительные разрушения и в пассажирских кабинах самолета, и в подсобных помещениях. Особенно велики разрушения были там, где располагалась кухня.

«В помещении буфета-кухни и на креслах переднего пассажирского салона беспорядочно расположены обломки оборудования кухни, декоративной отделки помещений, а также отдельные пропитанные кровью размозженные человеческие мягкие ткани и кости»… Что и говорить, жуткое зрелище…

«Из-под обломков, находящихся в помещении буфета-кухни у правого борта самолета, — методично диктовал ассистент Первого медицинского института, дежурный эксперт Скрижинский, — извлечена правая нижняя конечность, травматически ампутированная на уровне верхней трети бедра. На ней имеется черный полуботинок и темно-синий безразмерный носок»…

К тому времени, как эксперт Скрижинский приехал в аэропорт, из самолета уже извлекли и положили на медицинские носилки возле носовой части самолета человеческие останки: верхнюю часть мужского туловища В до уровня живота, на руках были оторваны кисти. «Крепкий был мужчина, Я прокомментировал эксперт Скрижинский, — шея короткая, толстая, грудная клетка широкая». При надавливании на грудную клетку трупа в ходе наружного осмотра изо рта явственно ощущался запах алкоголя.

Судя по остаткам одежды на трупе, это он был террористом: темно-синий хлопчатобумажный прорезиненный плащ, зеленая, в темную клетку, хлопчатобумажная рубашка, нижняя рубашка из трикотажа голубого цвета. Так описывали одежду террориста свидетели.

Рядом с останками террориста на носилках лежала верхняя часть туловища другого мужчины: туловище до уровня нижнего отдела грудной клетки, на правой руке кисть оторвана с частью предплечья, на левой руке кисть сохранилась, но имела множественные повреждения. «Лоб широкий, брови прямые, глаза серо-зеленые, нос прямой, длинный, подбородок прямой». Сохранившаяся на этом трупе одежда указывала на принадлежность покойного к гражданской авиации: белая нейлоновая сорочка, черный галстук-регат, светло-серый шерстяной свитер…

Мягкие ткани по всем линиям отделений конечностей и обоих туловищ, как констатировал эксперт Скрижинский, были размозжены и пропитаны кровью.