База 211 - Алла Дымовская

Здоровущий Марвитц обеими ручищами поднял разом с пола дошедших до последней стадии воинственного исступления драчунов. И Сэм, и Вилли имели достаточно жалкий вид. Растрепанные, с расквашенным носом и мастерски подбитым глазом соответственно, в волосах грязь и мусор, сбитые костяшки и окровавленные свитера.

– Вот я их сейчас йодистой настойкой уважу! – пригрозил Линде. – Чтобы до самых печенок пробрало! Чего это вы, ребята, сцепились?

– Ничего! – хмуро ответил Вилли, сопя хлюпающим носом. – Мировое господство не поделили! Теперь ровно пополам!

– А дураков учить надо! – с другой стороны от Медведя, все еще болтаясь на его руке, подвешенный за шиворот, прокашлявшись, сказал Сэм. – Может, людьми станут! А то щепка! Это надо же!

– Ладно, после разберетесь, – примирительно согласился Марвитц, не особенно поняв суть дела. – Тебе, кстати, герр Ховен велел к пяти часам зайти. А сейчас без четверти. Так я провожу по дороге.

Сэм и Герхард скоро вышли в метель, оставив Линде врачевать раны неудачливого защитника Великой Идеи. Работы там хватало, нос у Вилли покалечен был весьма серьезно.

Пошли они напрямик, Медведь держал приятеля за пояс, сам он не нуждался в направляющих канатных ограждениях. Ветер бушевал вовсю, пробивался даже сквозь вязаный шлем, который Сэм натянул до самых глаз, в дышащий отрывисто рот набилась мелкая снежная крошка. Так они добрались до хозяйственного ангара, где Медведь и сделал привал.

– Надо тебя переодеть. А то герр Ховен будет недоволен, – Марвитц заботливо выбрал из запаса хоть и не новый, но очень приличный серый свитер. Впрочем, иных расцветок на базе не водилось. – Снимай свои тряпки, я после отнесу Гуди, она отстирает. Чего это вы не поделили с Вилли?

– Тебе не скажу, – с некоторым вызовом бросил ему Сэм, хотя в глубине души именно Марвитцу, как никому другому, хотелось поведать суть своих разногласий с Бохманом. Чтобы уж до конца узнать, друг ему Герхард или только прикидывается до поры до времени.

Медведь, видно, уловил это желание, столь явно звучавшее в словах, к нему обращенных, и потому не отступил:

– Давай выкладывай, чего уж там!

И Сэм выложил. Может, не слово в слово, но суть передал верно. Герхард не то чтобы задумался, но ответную речь начал не сразу:

– Как бы тебе сказать. Я высокие материи не очень понимаю. Стыдно признаться-то, едва читаю по слогам. А тут целый мир переустроить требуется. Только я одно знаю. Это про себя. Хоть завтра, хоть послезавтра, а в вашем мире я не нужен. Нет для меня там ни свободы, ни жизни, один зоопарк. Да ты и сам понимаешь. Вот при нынешнем порядке у герра Ховена я на своем месте. И мне хорошо. Но и ты мне друг. А это плохо. Потому что непонятно, чего теперь делать. То есть чего мне делать, если вы друг с дружкой насмерть сойдетесь. Не смогу я выбрать, когда выбирать придется. Герра Ховена я много лет знаю и ничего, кроме добра, от него не видал. А тебя – вроде без кануна Рождество, но все равно, запал ты мне в душу, сам не пойму чем. Так что, ты уж смилуйся, не ссорься с господином гауптштурмфюрером, сделай такое одолжение.

– Я постараюсь, – пообещал ему Сэм, и это все, что он смог сказать. Иные слова вышли бы бесполезны. Темное, обманутое существо, а вот же сколько благородства. Пожалуйста, тебе и оборотень! Великому Лео голову оторвать мало! Ну, ничего, поживем – увидим.

Они снова вышли было в метель. Но неожиданно Медведь силой затолкал Сэма обратно и захлопнул дверь складского ангара, а сам остался снаружи на пороге. Сэм, ничего не понимая, простоял так с минуту, изредка стуча кулаком по фанерной внутренней обшивке. Никакого толку не добился. Ни ответа тебе, ни привета. Однако скоро дверь распахнулась вновь. Медведь зашел внутрь, сильно сопя носом, будто принюхивался. Лицо его, бородатое и заснеженное, застыло, как гипсовая посмертная маска, глаза блестели в крайне тревожном недоумении.

– Сейчас пойдем. Только ты держись за меня крепче. Если что, сразу падай и лежи тихо. Потом Лис или Волк подберут, – дал весьма неопределенные наставления Медведь.

– А что случилось? – спросил его Сэм. Беспокойство Герхарда невольно передалось ему. Вообще, на этой окаянной базе, куда ни плюнь, везде одно сплошное потрясение.

– Не знаю наверное. Но скоро, может, выясню. – И перед тем, как покинуть ангар совсем, Марвитц неожиданно сказал Сэму: – Ты вот что. Пока один без меня никуда не выходи. И Эрнсту скажи. Без меня на базе ни шагу. Ни в метель, ни потом.

Медведь опять с шумом вдохнул в себя воздух, словно ловил какой-то неведомый, но очень опасный запах. Сэма тоже внезапно охватило предчувствие нешуточной беды.

10

Страшная Сцилла живет искони там. Без умолку лая, Визгом пронзительным, визгу щенка молодого подобным, Всю оглашает окрестность чудовище. К ней приближаться Страшно не людям одним, но и самым бессмертным10.

Великий Лео, как и всегда, загадочным сфинксом монументально сидел за рабочим столом, этакий символ казенно-канцелярского образа мысли. Чтобы неповадно было расслабляться и чтобы длинная рука тотального надзора ощущалась даже в этом полярном медвежьем углу. Впрочем, Сэм к выкрутасам гауптштурмфюрера уже привык и значения его играм не придавал. Хочет изображать из себя идейную опору нации, пусть мается дурью. Чем меньше обращать внимания, тем скорее Ховен приступит к делу. Но справедливости ради Сэм вынужден был признать, что и словесные дуэли с гауптштурмфюрером порядком занимали его.

Великий Лео тщился доказать ему нечто. А Сэм, в свою, обратную, очередь, не без удовольствия втягивался в драку, азартное занятие, как оказалось. Конечно, ни о каком нравственном перевоспитании шефа зооисторического отдела «Аненэрбе» речи не шло, Сэм это хорошо понимал тоже. С равным успехом из него самого можно было бы вылепить нациста; разность природных потенциалов, или божественного предназначения, кому что ближе, тот так и называет. Но каждый как бы оттачивал и закалял в кажущихся бесплодными спорах собственное оружие. Будто противоположные полюсы магнита, они невольно тянулись друг к другу, хотя Сэм и ощущал в этой тяге некий слегка порочный оттенок. Какой смысл ему ввязываться в искусительное сражение, если победы ни за кем не будет?

10 Гомер, «Одиссея», в переводе В. Жуковского.

Всякий раз зарекался и всякий же раз упорно лез на рожон. Больше всего в людях не терпел Сэм холодную, едкую, как кислота, презрительную насмешку, жестокую уже по одному своему предназначению унизить и оплевать ближнего, на это Великий Лео его и покупал. И вовсе не в том было дело, что именно Сэм являлся по приказу гауптштурмфюрера в строго назначенный срок, не наоборот. Подумаешь, большая важность! Если бы по доброй воле, а то один царь и Бог, второй – лишь военнопленный, определенного статуса не имеющий. И Сэм, как мог, это обстоятельство в присутствии гауптштурмфюрера Ховена подчеркивал. Великого Лео оно нешуточно задевало, и при последнем разговоре он уже не кичился начальственным преимуществом, хотя так и кипел от злости, как жидкий азот при комнатной температуре.