Ещё не Аюта - Владимир Осипцов

вы просто говорите, а получается — урок... — Кадомацу улыбнулась, жестом попросив служанку завязать ей пояс.

— А-а. Понятно. Нет доверия. Ну, может быть, я это и заслужил — всегда тороплюсь, спешу. Но ты знаешь. Малышка, что на вашей планете время летит быстрей, чем моё — по нашим меркам, ты должна ещё быть воо-о-от таким ребёнком, (дорого бы дала девушка-демон посмотреть, какой рост он сейчас показал!), а ты здесь — уже невеста.

— Учитель, и вы тоже об этом!

— О чём?

— «Невеста»!.. — служаночка, по-быстрому закончив узлы, задком-задком отодвинулась к стеночке и выскользнула из комнаты, где важные господа обсуждали слишком важные для её ушей темы.

— А что в этом вдруг плохого? Рано или поздно тебе всё равно придётся над этим задуматься, — проводил её взглядом Сэнсей: — Твоя молодость, в конце концов, не вечна, да и принадлежит не тебе, а твоей стране. Я же тебя учил — за всё приходится платить. За высокое положение, за талант к магии, за красоту и здоровье от природы, за чистый разум, способный справиться с твоей природой демона — чтобы это сохранить, придётся выполнять обязанности.

— Я знаю учитель. Отречение. Чтобы быть сильнее, и добиться великих свершений, нужно от чего-то отказаться.

— Правильно. Сейчас, конечно, ты свободна давать всем от ворот поворот, но когда выучишься, серьёзно задумайся — лучше сейчас сделать достойный выбор, чем тянуть и допустить, чтобы решили за тебя. Ну, приятно, думаешь, будет жить с нелюбимым, из чувства долга обнимать его, рожать от него детей? Отец твой хорошо делает, что в самый опасный возраст отсылает тебя подальше, именно в такую школу, которая тебе необходима. Вернёшься — и поумнее будешь, попокладистее, а магия — что же, радуйся ей, как последней подаренной отцом игрушке. Может, твоё счастье — и не разу в жизни она не пригодится...

У Кадомацу чуть не брызнули слёзы:

— Как же так... Учитель! А вдруг... война! Вы сами про неё говорили!

— Ха! Война! Ты, правда, думаешь, что тебя, любимую дочь императора, последнюю надежду на продолжение рода Явара, подпустят близко к какой-нибудь войне? Да тебя в случае войны на два пушечных выстрела от ближайших войск спрячут. По крайней мере, пока у кого-нибудь из вас не родится наследник.

— У Госпожи Первой ведь есть сын.

— Он наполовину Цукимура, и слишком слаб здоровьем — не переживёт отрочества. Даже если она овдовеет, второй раз выйти замуж она не сможет, иначе Император потеряет права на земли Цукимуры.

— Мы все наполовину Цукимура. И Сабуро может жениться.

— Он отказался от прав на престол в пользу Мамору.

— Мамору и Ёси.

— Пока она сумасшедшая, может родить хоть сто младенцев — ни одного не признают. Мамору это знает. И, к сожалению, это же знает и твоя мать...

— Вы всё полагаете, что мама причастна к её помешательству, Наставник?

— Нет, что ты. Такое не в её силах. На подобные вещи ей не хватает ни сил, ни коварства. А вот мешать лечению — вполне в её стиле. Я, честно говоря, давно имею подозрения на этот счёт, только вот никак не могу схватить за руку.

— Может, я смогу вылечить Ёси, когда вернусь?

— Может. Там есть такая специализация — исцеление. Правда первый круг там учат не всей магии, а одной-двум дисциплинам, и то, только тем, к которым есть естественная предрасположенность. Абсолютно всей магии учат только на втором, который ты не окончишь.

— Сэнсей, а вы что там будете делать? — наконец задала она вопрос, который вертелся на языке с самого начала беседы.

Сэнсей улыбнулся так, что стало слышно и по эту сторону занавеса:

— Шпионить.

— Простите, Учитель? Папа говорит, что мы полетим на военном корабле Амаля! Они не верят в Учение и в то, что вы Будда. Они вас возьмут, и арестуют!..

— Ну, во-первых, я не Будда, — раздраженно прервал её учитель: — А во-вторых, мы договоримся. Мне есть, что предложить им в уплату проезда.

— Но... шпионить? Это же «материальное занятие», вы сами учили.

— Ну, а как я могу ещё назвать свою деятельность? Мы же с тобой говорили об этом — то, что носит высокопарное название: «Спасение страждущих», на поверку оказывается более приземлённой вещью, зовущейся: «шпионаж и диверсия». Только не в пользу какой-нибудь страны или расы, а ради всего Мироздания и запертых здесь душ... Удивительно, но адские миры таковы, что порой простая помощь кому-нибудь бедолаге рушит целые династии. А достижение одним праведником отсюда — Нирваны, изменяет лики планет.

— Учитель, «менять лики планет», рушить династии — это же опять материальная деятельность. Как вы попадёте в Нирвану?!

— Чему же я тебя учил... Нирвана — не место, куда стоит спешить. Нирвана — это состояние, из которого уже не возвращаются. Да и рано мне туда — я же не Будда, а только боддхсаттва.

— А бодхисаттвам можно заниматься политикой?

— Это не политика. Политика — это искусство делить всех на друзей и врагов. Я не делю, ты забыла?

Ученица кивнула. Да, Сэнсей умудрялся находить общий язык, как с подобными себе праведниками, так и с общепризнанными негодяями, и учить их исправляться.

— Просто... Просветление открывает тебе тайны о мироздании, но чтобы достичь его, нужно сделать сердце до предела отзывчивым на любую боль. Когда такому сердцу открываются не только тайны, но и вся боль Вселенной, очень трудно стоять в стороне и не попытаться что-то предпринять.... впрочем, возможно, в следующей жизни ты всё это увидишь сама...

— Почему — я? — удивилась несказанно Кадомацу.

— Ну, потому, как бы это грешно не звучало, что так не бывает, чтобы бодхисаттву как я, подвергли риску привязанности и падения, отправив воспитывать простых смертных. И всё больше наблюдая, я всё больше убеждаюсь, что меня послали из-за тебя, Малышка. Может, ты в следующей жизни станешь великим подвижником и достигнешь уровня бодхисаттвы, а может — ты уже видела сияющее небо высших планет, в прошлой жизни, но чем-то увлеклась, пала — и приходится тебя выручать.

— Мне очень лестно, Сэнсей, слышать такие пророчества, но как-то неудобно ощущать себя «избранной» на фоне семьи. А братья, сёстры, как они? Ты ведь тоже их воспитал?

— Тщеславие и зависть — худшие пороки. Не давай им воли, слушая льстивых старых дураков, — послышался смешок с