Здесь водятся чудовища - Андрэ Нортон

— Но… я не могу двинуться… даже чтобы взять у тебя то драгоценное яблоко, если бы я даже и захотел!

Как и раньше, выражение лица Герольда оставалось бесстрастным. Вокруг всей его фигуры было заметное свечение, но исходило оно не от костров.

— Есть три степени свободы. — На этот раз Авалон не доставал яблоко. — Есть свобода тела, есть свобода разума и есть свобода духа. Человек должен обрести все три, если действительно хочет освободиться от рабства.

Ник чувствовал, как им овладевает ярость. Время — его враг, и у него не было никакого желания тратить его на философские беседы.

— Но это не сделает меня свободным.

— Свобода — она лежит внутри тебя, — ответил Авалон. — Как и внутри каждого живущего существа…

Затем он чуть повернулся, его пристальный взгляд переместился с Ника на лошадь и мула. Некоторое время он внимательно рассматривал двух животных. Затем они энергично вскинули головы, ведя себя с гораздо большей настороженностью, чем можно было наблюдать у них до сих пор.

Они направились в кусты, сунули головы и шеи в листву и начали вертеть ими с какой-то явно осмысленной целью. Их движения заставляли ветки и сучки стаскивать с их шеи верёвки с кусками металла. После этого, опустив головы, они выскочили наружу, уже без верёвок, оставшихся висеть на сучках.

Освободившись, они направились прямо к Герольду и склонили перед ним свои головы. Он же вытянул руку, но не стал дотрагиваться до их поводьев. Те, в свою очередь, упали на землю, давая лошадям свободу от всего, что на них возложили люди.

Тем не менее, они всё ещё стояли и внимательно смотрели на Герольда, и тогда он повернулся к ним спиной, как будто они понимали друг друга. Наконец, лошадь заржала, а мул заревел. И, повернувшись, они вместе ускакали в ночь.

— Если ты можешь освободить их, — с жаром заговорил Ник, — ты можешь освободить и меня.

— Свобода — она твоя, и только ты можешь взять её.

В том, что он говорил, была какая-то цель, а вовсе не желание унизить узника. Ник был убеждён в этом. Лошадь и мул должны были сами освободить себя от «слабого железа», которое люди навесили им на шеи. Но его же попытки освободить себя только истощали последние силы. Он не мог освободиться сам — это было невозможно.

— Как? — спросил он.

Ответа не последовало.

— Ты же освободил животных! — с попыткой обвинения, выкрикнул Ник.

Но Герольд по-прежнему молчал.

Свобода, которую может взять только он сам? Возможно, потому, что он не принял предложение Авалона, Герольд не мог или не хотел помочь ему иначе, как вот таким косвенным способом. Ник привалился к дереву, стараясь переложить на него свой вес, и решил подумать. Несомненно, выход был. Он не верил, что Авалон мучил его по каким-то малозначащим причинам. И если выход был, то он должен обрести желание, терпение и разум, чтобы отыскать его.

Бесцельные усилия здесь не помогут. Он не смог бы дотянуться до кинжалов, находящихся исключительно лишь в поле его зрения, а не в поле досягаемости. Итак… что же оставалось?

Свободы тела в его распоряжении не было. Свобода разума, свобода духа… мог ли он воспользоваться ими? Телепатия… предвидение… это были силы разума… паранормальные силы. Но этим талантом обладали немногие, и он вовсе не относился к их числу.

Кинжалы… в поле зрения… свобода разума…

Авалон ждал. Но Ник был уверен, что ему от него ждать было нечего. А то, что должен сделать Ник, должно исходить исключительно из его собственного желания и силы.

Эти кинжалы… нужда в них…

Ник старался изо всех сил сконцентрировать внимание на ближайшем к нему клинке — это был тонкий нож, который выронила женщина. Нож… верёвка… одно встречается с другим, даруя свободу.

Нож… верёвка… Он должен выбросить из головы всё, кроме этого сверкающего лезвия, красноватого от света угасающего костра, и верёвки, опутавшей его руки. Нож… верёвка…

Струйки пота стекали по его лицу. У него было странное ощущение, будто какая-то часть его стремилась высвободиться из его тела. Часть его… например, рука… в поисках свободы. Если бы он мог подвинуть этот нож одним своим желанием… при чём тогда его рука?

Тогда Ник изменил тактику. Кисть… предплечье… свобода… стремление к костру. Ведь его тело в чём-то слушалось его, а как будет на этот раз? Теперь, как он ощущал, сформировалось нечто, слабое и неясное — коснувшееся ножа. Итак, железо не препятствовало этому! Ник сконцентрировался. Рука, пять пальцев… пальцы смыкаются вокруг ручки. Это теперь сероватое нечто… было уже там… сжимало ручку.

Итак, была ладонь, были пальцы, но ладонь должна быть связана с предплечьем, иначе бесполезна. Предплечье… он заставил себя вообразить запястье, затем предплечье. И ещё раз произошло слияние того мглистого сероватого материала. Он присоединился к ладони, и теперь ею можно управлять.

Вот!

Никогда в своей жизни он не сосредотачивал ни на одном деле столько напряжённых усилий, как сейчас. Длинная-предлинная «рука» из лёгкой дымки начала подтягиваться назад, к нему. Он должен удержать её… он должен!

Ник задыхался. Назад, тянуть назад… он должен подтянуть нож!

Теперь лезвие находилось уже далеко от костра, двигаясь по земле короткими рывками, как будто, энергия Ника ослабевала и терялась. Но нож двигался! Ник не чувствовал триумфа, а только одно стремление: сжимать и тянуть.

И вот нож лежал у его ног. Там же он мог разглядеть туманные очертания ладони, удлинённого предплечья, теперь свернувшегося как лишённая натяжения верёвка, слегка светившаяся в темноте. Ник так устал… усталость, какой он не ощущал ещё ни разу в жизни, повисла над ним чёрной мантией. И если он даст ей опуститься, то пропадёт.

Нож следовало поднять! Свернувшаяся кольцом сероватая субстанция стала толще, безвольные петли превратились в более осязаемую, более различимо оформившуюся массу с рукой на конце. Теперь вверх! Вся сила Ника сконцентрировалась на его желании.

Лезвие рывками поднялось вверх. Остриё уже упиралось в его колено. Он подтянул нож выше, к первому витку верёвки. Режь! Он отдал приказ… режь!

Нож двинулся медленно, слишком медленно. Ник едва не запаниковал, но затем взял себя в руки. Медленно, но он двигался…

Режь!

Очень слабо, лезвие двигалось то вперёд, то назад по туго затянутой петле кожаной верёвки. Только бы лезвие оказалось достаточно острым! Не думай об этом… не думай ни о чём, кроме главного… режь… режь… режь!

И вот петля свалилась к его ногам. Туманная масса сжалась, и вместе с ней упал на землю и нож. Ник яростно напрягал все оставшиеся силы. Его путы опали, и он свалился, падая головой вперёд, истощённый и бездыханный.

Он повернул голову, чтобы взглянуть на Авалона. Но Герольд исчез. Ник лежал один между догорающими кострами, один из деревянных крестов вырисовывался кривым силуэтом, между ним и спадающим светом костра. Он освободился от дерева, но его руки всё ещё были связаны, ноги онемели, а тело истощено.