Тайна старой знахарки - Сандра Лессманн

— Что взбрело в голову этой окаянной бабе?! Как осмеливается она шантажировать вас? — Черные глаза Аморе гневно сверкали. — С каким удовольствием я влепила бы этой наглой дуре пару хороших затрещин.

— Миледи, я попросил бы вас все же следить за своей речью. Иначе мне придется прямо сейчас исповедовать вас, — строго произнес Иеремия.

Иезуит разыскал леди Сен-Клер в ее покоях в Уайтхолле, чтобы поставить в известность о своем решении сменить местожительство.

— Вы не представляете, как я вам сочувствую, святой отец, — оправдывалась Аморе. — Но меня приводит в бешенство, когда кто-нибудь вот так, ни с того ни с сего, подвергает вас опасности. Что вообразила себе эта грязная потаскуха…

— Миледи!

— Прошу прощения, святой отец. Больше себе подобного не позволю.

У Иеремии вырвалось нечто похожее на стон.

— Миледи, я уже говорил вам, как мне досадно сознавать, что вы все-таки решили вернуться ко двору?

Аморе скривилась. В данный момент ни ей, ни остальным придворным дамам нельзя было поставить в вину хотя бы страсть разодеваться в пух и прах, ибо ныне двор английский пребывал в скорби по королеве Португалии, матери королевы Екатерины. И большинство дам появлялись в свете в скромных, без каких-либо украшений, черных платьях. Не была исключением и Аморе, хотя и не выглядела столь уныло, поскольку ее безупречная кожа, не нуждавшаяся ни в румянах, ни в белилах, независимо от туалета превращала ее в красавицу.

— Так она на самом деле угрожала, что донесет на вас? Эта глупышка хоть понимает, чем может это для вас обернуться?

— Вот в этом я как раз не уверен, — осторожно произнес Иеремия.

Тут ему вспомнился брат по ордену Роберт Саутвелл, поэт, который во времена жесточайших репрессий периода правления королевы Елизаветы оказался жертвой предательства одной особы по имени Энн Беллами, решившей сообщить о нем властям, в результате чего Роберт Саутвелл после долгих издевательств принял мученическую смерть. Но и самой Беллами ее поступок блага не принес, скорее напротив. После того как ее изнасиловал охотник за католическими пасторами Топклифф, приложивший руку к гибели и Саутвелла, она забеременела и Топклифф выдал ее за своего посыльного.

— Вы сейчас вспоминаете об отце Саутвелле.

Иеремия невольно вздрогнул при этих словах. Какой все-таки дар проницательности у этой женщины! Она буквально прочитывала его мысли.

— На наше счастье, времена изменились, — уже другим, более оптимистичным тоном продолжала Аморе. — Его величество никогда не допустит, чтобы пастор пал жертвой бездумного применения отживших свой век законов. Как никогда не подпишет и ордер о пытках.

— Увы, но какой-нибудь чрезмерно ретивый мировой судья все еще наделен правом потребовать от попавшего под подозрение пастора дать показания под присягой, а в случае отказа бросить его в темницу, — задумчиво произнес иезуит.

— Ваш друг — судья Трелони, он наверняка поможет вам избежать неприятностей. А если не он, так я вступлюсь за вас, — заверила его Аморе.

— В этом я не сомневаюсь. Но я боюсь не за себя, а за свою паству. Отныне дом Алена — ненадежное прибежище для католиков. Я не могу допустить, чтобы они по моей милости подвергались опасности стать жертвой предательства.

— А что думает мастер Риджуэй по поводу вашего решения съехать от него?

— Он попытался убедить меня остаться. Но и он прекрасно понимает, что это чревато бедой. Мне очень не хочется расставаться с Аленом — у него я всегда чувствовал себя спокойно. Но, как говорится, иного выхода просто нет.

— В таком случае, отчего бы вам не перебраться ко мне? — предложила Аморе.

— Вы сами понимаете, что это невозможно. Если я поселюсь у вас в доме, если стану проводить там мессы, об этом моментально станет известно всем и каждому в Лондоне. И каждый будет знать, что я за пастор. Нет-нет, мне как раз следует сейчас как можно меньше выделяться из толпы, чтобы иметь возможность посещать прихожан на дому. Так что риск в моем положении недопустим.

— Где же вы собираетесь обосноваться? — с ноткой разочарования поинтересовалась Аморе.

— Это предстоит решить моему настоятелю, — пожав плечами, ответил Иеремия. — Завтра у меня с ним встреча.

Тень озабоченности промелькнула по лицу Аморе.

— Но ведь он не вышлет вас из Лондона, как я понимаю?

— Сие мне неведомо, миледи.

— Святой отец, я не могу потерять вас, — умоляюще произнесла женщина. Перспектива, что ее духовника зашлют куда-нибудь в далекую провинцию, пугала ее. — Постарайтесь убедить вашего настоятеля, что я не допущу, чтобы вас изгнали из Лондона.

— Интересно, что вы предпримете, чтобы воспрепятствовать этому? — полюбопытствовал Иеремия. Пыл миледи явно забавлял его.

— Я попытаюсь довести до его понимания, что вы единственный иезуит, который вхож ко двору и в королевские покои, — решительно заявила Аморе. — И ваш настоятель поймет, что здесь вы будете для него куда полезнее, чем где-нибудь в глуши.

Иеремия невольно улыбнулся. Как часто ему приходилось убеждаться в благосклонности этой удивительной женщины. И хотя между ними по-прежнему оставались разногласия, они ничуть не подрывали их многолетнюю дружбу.

Аморе украдкой бросила взгляд на золотые часы, стоявшие на столике рядом, и поднялась с кресла.

— Нам пора, святой отец. Король ожидает нас у себя в лаборатории. Ему не терпится услышать о ваших успехах в борьбе с чумой.

Встреча Иеремии с настоятелем много времени не заняла. Иезуит передал вышестоящему лицу настоятельную просьбу леди Сен-Клер видеть его во главе католического прихода в Лондоне, присовокупив и соответствующие аргументы. Но, как оказалось, он ломился в открытые двери. Настоятель прекрасно понимал, что его знакомство с леди Сен-Клер и частые встречи с ней лишь на пользу католической церкви. Да и слухи о том, что сам король ничего не имел против католической веры, мало-помалу становились секретом Полишинеля. Вскорости Иеремии предстояло поселиться в доме одного мастера по изготовлению хирургических инструментов на Лондонском мосту. Мастер сам изъявил желание поселить у себя пастора. И хотя это означало для Иеремии расставание с прежней паствой, решение настоятеля он воспринял с облегчением — ничего страшного, хлопоты о душах подопечных примет на себя его коллега.

Поскольку вопрос о его будущем новом местожительстве прояснился, Иеремия решил наведаться к судье домой и оповестить его обо всем.

Сэр Орландо явно расстроился, узнав о тяготах, выпавших на долю святого отца.

— Вам пойдет только на пользу, если вы обретете новое, надежное жилье, святой отец, — согласился Трелони. — И хотя мне придется теперь затрачивать куда больше времени на поездки к вам, я доволен. — Сэр Орландо предложил гостю бокал рейнвейна. — Выпейте, друг мой. Понимаю, что для вас непросто будет разлучиться с домом мастера Риджуэя — как-никак полтора года провели вы там.