Мера бытия - Ирина Анатольевна Богданова

— Девять кусков, и баста! Ради детского дома, так и быть, самую пушистую ёлку вам выделю. — Покопавшись в связке хвои, она вытащила за ствол приплюснутую ёлку с обломанными нижними ветками. — Гляньте, какая красавица.

Если ёлку можно сравнить с облезлой кошкой, то это была именно она.

Смерив наглую тётку взглядом с ног до головы, Катя дёрнула Машу за руку, нарочито громко объявив:

— Пошли отсюда, Маша, я у Балтийского вокзала другого продавца с ёлками видела. Там наверняка можно дешевле сторговаться. Да и ёлки не ободранные.

— Ой, подождите, девчата, я вспомнила, что у меня есть ещё одна ёлочка. Отдам вам её, пожалуй, но только ради деток. Как сиротинкам не помочь.

Встрепенувшись, тётка отбежала в сторону, где за сугробом стояли санки, которые караулил невысокий мужчина в старой шинели с отпоротыми погонами, и скоро вернулась с хорошенькой ёлочкой. Высотой она была с Катю и терпко пахла хвоёй и зимним лесом.

Когда Катя с Машей принесли ёлку в детский дом, заведующая Марина Александровна всплеснула руками:

— Милые вы мои! Вы даже не представляете, как я вам благодарна! — Обняв ёлочку, она занесла её свой кабинет с заиндевевшими стенами и предложила: — Пойдёмте я вас чайком напою, мы вместе с детьми в спальне живём. А потом, когда будете уходить, я покажу вам один секрет!

Девушкам из МПВО почти ежедневно приходилось сдавать сирот в детский дом, но никогда прежде Катя и Маша не заходили внутрь — не было времени. Обычно они просто стучали в дверь, передавали ребёнка и сообщали, где и при каких обстоятельствах нашли.

Малыши, вынутые из рук мёртвых матерей, зачастую не могли сказать своё имя, не то что фамилию, и им придумывали фамилии на ходу. Чаще всего давали фамилию Ленинградский, но иногда упоминали тех, кто их принёс: Машин, Катин, Юлин, Маринин.

Для себя Катя насчитала Катиных уже около десятка.

— У нас сто детей, разных возрастов. От десяти лет до годика, — идя по коридору, рассказывала Марина Александровна, и голос у неё был молодой и чистый.

Тонкой рукой она поправила прядь седых волос надо лбом, и в свете дня Катя заметила, что Марина Александровна совсем не старая, как увиделось при первой встрече, а молодая и очень красивая.

Когда они с Машей привезли в детдом детей, спасённых из запертой квартиры, заведующая выглядела как столетняя старуха с ввалившимися щеками, обтянутыми жёлтой кожей.

— Девочки, снимите фуфайки, у нас не холодно.

Марина Александровна гостеприимно распахнула дверь, введя Катю и Машу в просторную комнату с большой каменной печью вдоль стены. Три окна, заклеенные газетными полосками, ряд детских столиков и школьных парт, высоко под потолком прибита тарелка радио-транслятора, на стене портреты Ленина и Сталина, и везде, куда ни глянь, дети, дети, дети. И тишина. Тишина в помещении, наполненном детьми, казалась ненормальной и жуткой. Блокадные дети не плакали, не играли, не баловались, а молча сидели на стульчиках или лежали на полу. Хотя в зале было тепло, многие дети жались к печке, нахохлившись и засунув руки в рукава. Два малыша на полу возили машинки, на которых лежали кубики.

— Это они хлебец возят, — негромко сказала Марина Александровна, скользнув пальцами по их стриженым головёнкам.

Маленький мальчик за партой маятником раскачивался из стороны в сторону. Девчушка с расцарапанным лицом яростно рвала в клочки книжку с картинками. К ней подошла воспитательница, но не заругала, а обняла и погладила по голове:

— Молодец, Леночка, умница. Давай пойдём порисуем.

— Опять? — спросила Марина Александровна.

Воспитательница удручённо подняла брови:

— Опять. Ничего не могу поделать. Пусть уж лучше книжку рвёт, чем царапает себе щёки.

— Конечно, Ольга Ивановна, пусть рвёт. Можете взять старые амбарные книги из чулана, всё равно на растопку пойдут.

Повернувшись в сторону Кати с Машей, Марина Александровна пояснила:

— Это у Леночки нервный тик, её совсем недавно к нам привели. Многие дети поступают к нам в реактивном состоянии. А вот и ваши подопечные, узнаёте? Так вместе и держатся, как братья и сестрички. Слава Богу, все выжили.

Несколько ребят, сидевших за крайним столиком, держали в руках карандаши и закрашивали одну картинку на листе бумаги.

— Это хорошо, что они рисуют. Если дети могут отвлекаться, значит, психика восстанавливается.

Рассказывала Марина Александровна ясным, ровным голосом, словно объясняла урок, но Катя видела, что её глаза неспокойны, словно небо перед грозой.

— Мы пользуемся любой возможностью доставить детям радость, поэтому низкий поклон вам, девушки, за ёлку. — Мягким жестом Марина Александровна взяла Катю и Машу за руки, и Маша заметила, что, несмотря на тепло в помещении, пальцы у неё прохладны и сухи. — А впрочем, я вас совсем заговорила, давайте пить чай, а потом обещанный секрет.

Чай оказался настоящим, крепким и ароматным. Катя добавила туда соли, и Марина Александровна не удивилась:

— Я тоже пью с солью, так сытнее.

— А я никак не могу привыкнуть, — сокрушённо вздохнула Маша. Её лицо выразило такую горечь, что Катя не удержалась и протянула ей сэкономленный кусочек сахара.

— На.

— Спасибо!

Просияв, Маша сунула сахар за щёку и с полным ртом пробубнила:

— Марина Александровна, вы обещали нам показать секрет.

— Ой, девочки, наш секрет — это такое чудо, такое чудо! Когда нам его привезли, я даже заплакала. — Вскочив как молоденькая, Марина Александровна провела Катю и Машу в тесную кладовку, зажгла свечу и торжественно указала на пару ящиков. — Смотрите, мандарины. Настоящие мандарины! Представляете, в подарок каждому ребёнку на Новый год будет по мандаринке.

Доски верхнего ящика были расщеплены на осколки, а по борту ящика тянулась надпись химическим карандашом: «Подарок ленинградским детям из Грузии».

Катя глубоко вздохнула. Запах мандаринов кружил голову забытой сказкой, ёлкой и почему-то Сергеем. Наверное, потому, что когда она его видела, душа наполнялась счастьем. Глядя на комочки южного солнышка, грудой ссыпанные в разбитые ящики, Катя внезапно подумала: «А вдруг эти мандарины вёз Сергей?»

И от этой мысли ей стало светло и радостно.

* * *

Когда Сергей, забежав домой на пять минут, хлопнул дверью, Варвара Николаевна подошла к окну, чтобы посмотреть, как он проходит через двор. Шагая между сугробов к своей полуторке, он выглядел маленьким и худеньким, как подросток. Кормилец!

Плотнее запахнув потёртую телогрейку на заячьей подстёжке, Варвара Николаевна оглянулась на стол, где сын оставил два пластика подсолнечного жмыха, аптечный пузырёк подсолнечного масла и немного урюка в цветастом кисете. Он объяснил, что мог бы привозить больше — магазины в Кобоне работали, но перед каждым рейсом машину