Две жизни комэска Семенова - Данил Корецкий

— Идите сюда, ребята, я вас познакомлю! — раскованно помахал рукой Ивлиев, и младооткрыватели мгновенно приблизились и окунулись в сладкую патоку похвал и обещаний.

Каждый из собравшихся учёных и министров дружески здоровался, высказывал более или менее пространную похвалу, обещал любую потребную помощь, весело шутил и достаточно искренне улыбался. Правда, по имени-отчеству называли только руководителя проекта, но на такие мелочи никто не обращал внимания. Ни Ивлиев, ни его подчиненные не ожидали столь раскованной и дружеской обстановки, а главное — полного равенства с крупнейшими научными умами и высокопоставленными чиновниками!

Впрочем, Ивлиеву хватило ума, чтобы понять — в чем тут дело. Он бывал в приемных и кабинетах у этих людей, он встречал их в президиумах конференций, он получал от них отказные письма… И это всегда было общение ответственного должностного лица и мелкой, никому не нужной мошки — последнего звена в питательной цепочке сильных мира сего… Между ними всегда лежала непреодолимая пропасть разницы возможностей, положений, отношений к деньгам, власти, могуществу… Но сейчас положение было другим: в сравнении с тем, чей приход ожидается, все они — от академиков и министров, помощников, советников и технического состава, до каких-то самонадеянных изобретателей — одинаково жалкие мошки, бесправно находящиеся в самом низу питательной цепочки Самого… Непреодолимая пропасть временно исчезла, ибо одно движение волшебной палочки, функцию которой может легко выполнить авторучка, низвергнет любого на зловеще белеющие камни в глубоком ущелье опалы, минутной неприязни или продуманного плана омоложения… Они все сейчас в одинаковом положении, а потому выказывают радушие, ни к чему не обязывающее и ничего не стоящее… Это не более, чем видимость — демонстрация временного равенства мошек и показного демократизма, который так любят на Олимпе власти, видимость, которая мгновенно исчезнет, как только они благополучно выйдут отсюда и вновь займут свои ступени табеля о рангах…

Постепенно кольцо вокруг новичков рассосалось: продемонстрировав демократизм и радушие, собравшиеся снова разбились на группки по интересам, и о чем они шептались теперь можно было только догадываться. Ивлиев остался наедине со своими подчиненными.

— Что за потерянный вид? — тихо спросил он, оглядев с ног до головы обречённо ссутулившегося Николая Мамыкина. — Вас самих впору витализировать, господа хорошие! Смотрите, не спустите дело в унитаз!

— Ну, Серёжа, до твоего прихода атмосфера тут была совсем другая, — ответил так же тихо Володя Дроздов. — Мы толклись, как бомжи в приемной мэрии по квартирному вопросу…

В зале тем временем сгустилась полная тишина. Все участники совещания расселись за столом и погрузились в благоговейное ожидание. Круглые стрелочные часы на стене показывали пятнадцать тридцать — настало время, назначенное для встречи, но все три двери, ведущие в зал, были закрыты.

— Займите свои места! — раздался за спиной Ивлиева мягкий, но строгий голос. Он уже забыл про Юрия Борисовича, но тот, похоже, никогда ничего не забывал. Ивлиев сделал знак рукой, и подчиненные быстро уселись на свободные стулья с табличками фамилий перед каждым.

Никто больше не вступал в разговоры, изредка сидевшие рядом обменивались короткими фразами — шёпотом, склоняя головы поближе друг к другу. Камил Бигава рисовал в своём листке вереницу хищных рыб — каждая следующая больше предыдущей, плывущих одна за другой с распахнутой зубастой пастью. В тягучем ватном молчании прошло около получаса. Наконец, дверь в западной стороне зала бесшумно отворилась, и в нее быстро вошёл Сам с небольшой свитой за прямой спиной.

Раздался скрип отодвигаемых стульев.

— Сидите, сидите, — махнул рукой Президент и, упруго раскачиваясь из стороны в сторону, стремительной спортивной походкой двинулся к торцу стола. Ивлиев подумал, что даже опытный боец Юрий Борисович вполне мог попасть к нему на бросковый прием и улететь в другой конец комнаты.

За Самим следовали два советника, в последнее время укрепившие свои позиции в Ближнем Круге — политолог Семён Мельник и востоковед Дмитрий Жигунов. Особой многословностью они не отличались и выступали только для того, чтобы объяснить, разъяснить и истолковать слова Самого. «Ну, вот и настаёт момент истины, Серёга», — успел подумать Ивлиев. Он не ошибся.

— Изучил вашу докладную записку, Сергей Дмитриевич, — обратился президент к Ивлиеву через стол. — И коллеги мои тоже…

Он кивнул на советников, рассаживающихся слева и справа от него.

— Перспективы, конечно, заявлены фантастические. В хорошем смысле, — Президент приподнял и сдвинул уголки бровей. — Но кто долго живёт, тот помнит, сколько обыденных вещей совсем недавно представлялись совершеннейшей фантастикой. И наоборот — сколько блестящей фантастики оказались скучнейшей и никчемной обыденностью! Я уже не говорю о расхваленных на весь мир проектах, которые лопнули, как мыльные пузыри! Впрочем, не будем тратить времени!

Тут же из-за драпировки над окнами опустился экран, окна скрылись под светонепроницаемыми шторами, плавно погасли лампы в люстрах, и зажглась скрытая в плинтусах и за потолочными панелями подсветка.

Ивлиев взял с ажурной подставки, напоминающей пюпитр, пульт и нажал «пуск».

— Я буду говорить мало, — сказал учёный. — Вы все увидите. А на вопросы я с удовольствием отвечу.

На экране появился черно-белый кадр заставки с названием доклада: «Витализация. Контролируемое временное оживление». Далее следовал ролик: на морском берегу догнивают останки дельфина — фаланги плавников кое-где высыпались на гальку, белеет обнажившаяся челюсть… в кадре появляются молодые люди, в которых можно узнать Сергея и Николая Мамыкина, они в обтягивающих легководолазных костюмах и перчатках, аккуратно расставляют возле дельфиньих останков какой-то прибор, аккуратно помещают их в гибкую камеру из тончайшей сетки, уходят… через некоторое время останки животного начинают покрывать тонкие светящиеся линии, скоро они образуют объёмный рисунок, который складывается в очертания живого дельфина… сетчатая камера сливается с материализующимся в ней существом… волны накатывают, световая паутина начинает приобретать натуральную окраску и блеск… ещё немного, и дельфин шевелится, бьёт хвостом… Двое молодых людей подтаскивают клетку к морю, открывают дверцу и дельфин красивым броском уходит в набегающую волну. Подводная камера фиксирует его движение под водой, резкий рывок на поверхность, очередной нырок… Звучит наложенная на видеоряд мажорная музыка, экран гаснет.

— Это наши первые опыты, им уже больше семи лет! А вот последние эксперименты!

Сергей нажал на кнопку пульта, на экране появился следующий ролик: вся научная группа в белых халатах у каких-то приборов, явно в лабаратории.

— Итак, мы действительно научились возвращать в материальное псевдо-витальное состояние некротические, в том числе глубоко разложившиеся биологические объекты, — комментировал Ивлиев происходящее.

А на экране последовательно оживали помещённые в сетчатую камеру дохлая кошка, воробей, рыжая коренастая дворняга… Они принимались прыгать, клевать, есть, мяукать, — словом, делать то, что делают все не обремененные интеллектом живые твари.