Фригидная для оборотня многоженца - Айза Блэк

— Ты так спокойно об этом говоришь? Мы едва не взлетели на воздух? — только сейчас до меня постепенно начинает доходить — мы были на волосок от смерти.

— Жизнь — это борьба. Всегда, — продолжает вглядываться в даль, что-то вынюхивать.

— И кто открыл охоту? Твои родственники? — единственный вариант, который приходит в голову. Вспоминаю братца, жуткую Катарину, невольно вздрагиваю.

— Нет, — отвечает уверенно, не задумываясь. Этот вариант, он даже не рассматривает.

— Почему нет? Сам сказал жизнь — борьба. А у тебя власть. Думаю, есть много желающих занять твое место.

— Ты мыслишь людскими мерками, Вивьен, — склоняет голову набок, на губах снисходительная усмешка. — Альфа — содержит в себе ядро силы стаи. Он, можно сказать, ее сердце. Стая — это единый организм. Мы все очень тесно связаны друг с другом. И если по каким-то причинам меняется альфа, то он передает ядро силы. Как сделал в моем случае Вальтер, — тяжелый вздох. — Никто не может просто встать и провозгласить себя альфой. Но можно в честном бою, убить вожака, и забрать его силу и контроль над стаей. Это если, к примеру, идет война между волками за расширение территорий. Но это должен быть честный бой. А взорвав самолет, никто бы не получил ядро силы.

— Что бы тогда случилось со стаей?

— Звено, соединяющее их, дающее силу было бы навсегда утеряно. Кто-то бы обезумел, кто-то сгинул. А в целом они бы потерялись в этом мире. Утратили свои способности. Процесс для каждого волка индивидуален. Но ничего хорошего не сулит. Порой они переходят на волчью форму, или наоборот, теряют облик оборотня. Поэтому всякий, кто в стае пойдет против альфы, в первую очередь вредит себе. И чем сильнее альфа, тем больше мощи получает каждый волк.

— Но если ты неугоден, стая несогласна с твоими методами, они ведь могут добровольно заставить тебя передать власть? Или если они решат, что с новым вожаком, они получат больше этой самой мощи?

— Могут, — кивает, — Только они бы действовали иным способом. Самый простой — лишить альфу истинной. Тогда он потеряет себя и будет вынужден искать приемника. Или более сложный — вызвать на честный бой. А взорвав меня в воздухе, они бы навсегда потеряли ядро силы. Им нет резона, Вивьен, — слышу неприкрытую грусть в голосе.

— Ты хочешь сказать, что я сейчас твое самое уязвимое место? — вздрогнула. Перспективы будущего становятся все мрачнее и мрачнее.

— Верно, — вмиг оказывается около меня. Наклоняется. Проводит рукой по волосам. — И я буду хранить тебя как зеницу ока, — проводит кончиком языка по уху. — Но это не отменяет твоей расплаты.

Нежный бархатный шепот сейчас несет с собой ужас в каждом звуке. Холодящий. Дикий. Он расползается по коже. Парализует. Пугающие слова, произнесенные слишком интимно. Страшны не те угрозы, которые мы кричим в порыве эмоций. А вот такие, продуманные. Расчетливые. Личные.

— Ты уже подчинил мою жизнь. Забрал у меня все. Что дальше, Рэймонд? — глотаю горький ком. Его слова, как кислота выжигает душу. Пусть бы кто угодно это говорил, только не он.

— Будем честны, — ловкие пальцы пляшут на моей шее, — Все это время я был очень добр и снисходителен к тебе. Пока тебе не на что жаловаться.

— И когда твоя снисходительность закончится? — горько усмехаюсь и отодвигаюсь от обманчивых ласк. — Начнешь втаптывать меня в грязь? Позволишь своим родичам упиваться местью?

Ловит меня в кольцо своих рук. Не дает отстраниться. Гладит по спине. Успокаивающие движения. Умом понимаю — это очередные уловки. А по телу скользит теплая успокаивающая волна.

— Судьба, так или иначе, всегда выставляет нам счет, Вивьен, — его слова несут вкус сожаления. Ощущаю его у себя на кончике языка.

Горечь. Общая горечь связывает нас. О том, что никогда нам не суждено познать.

— Но они хотели уже убить меня? Тогда. Они что не понимали, чем это для тебя обернется? — говорю тихо, голос срывается. Пусть горечью пропитано все естество, но с ним приятно разделить даже это чувство. Мне страшно, я все больше запутываюсь, в ощущения, эмоциях, событиях. И не вижу выхода. Ни малейшего просвета.

— Ненависть нас ослепляет. Тогда мы с тобой еще не были соединены брачным ритуалом. Они полагали, я выстою. И ради возмездия, ослепленные, готовы были рисковать.

— А шанс выстоять был? Если бы они… тогда… если бы у них получилось? — делаю судорожный глоток воздуха. И в очередной раз дышу только волком.

— Возможно, — пожимает плечами.

— Но ты все равно связал нас. Осознавая, к чему это может привести? — мне, наверное, никогда не разгадать душу оборотня.

— Да…

— Рэймонд, — заглядываю ему в глаза, с мольбой, надеждой, — Я могу понять, что я тебе нужна. Эту непонятную для меня связь. Но ведь можно сделать так, чтобы я жила вдали от твоей стаи. Отдельная квартира. Что угодно. Только не под одной крышей с ними?

— Нет. Я не планировал становиться альфой, Вивьен. Это полностью твоя заслуга. И ты в полной мере разделишь со мной все, что выпадет на нашу долю, — хищный оскал, дьявольский блеск в глазах.

Волк резко отстраняется. Снова принюхивается. Потом становится на одно колено. И издает протяжный оглушающий вой. Громко. Дико.

— Что… ты делаешь? — массирую уши. В голове все еще раздается звон.

— Зову своих волков. Я их чую. Они недалеко приземлились.

— А люди? Экипаж? Что с ними? — последние кадры в самолете помню обрывочно.

— Если судьба к ним милостива, они выжили.

— Ты их спас, чтобы потом выведать, кто это сотворил?

— Не только. Виновных настигнет кара. А невиновные не должны были гибнуть, из-за чьих-то прихотей, — закрывает глаза, делает глубокий вдох.

— Так если не стая тогда кто?

— Вот в этом предстоит разобраться. Методы крысиные. Трусливые. Они боятся выступить в открытой схватке, — берет меня за руку. И ведет куда-то в лес. Шагает уверенно, словно знает дорогу. Без труда ориентируется в незнакомой местности. — И чем ты не угодил неизвестным врагам? — еле успеваю за ним. Ноги заплетаются.

— Я вошел на людскую территорию. Обрел некую власть. Кого-то сверг, кому-то помешал, — от оборотня исходит непоколебимое спокойствие. — Борьба за власть есть и будет всегда, в городской или лесной территории. Я был готов, к такому исходу. Это ожидаемо.

— И у тебя это вызывает азарт?

— Без борьбы, жизнь теряет остроту. Раз на меня открыли охоту, значит надо превратить охотника в дичь. И это будет весьма занимательно.

Охранников мы нашли довольно быстро. Они прибежали к нам в волчьем обличии. Уселись у ног Рэймонда и стали с урчанием тереться об него. Меня игнорировали. Это лучше, чем вечные взгляды ненависти.