Рерик - сокол русов - Виталий Гладкий

Оружие элитных полков хранилось в правительственных арсеналах, из которых крупнейший «Хизанат аль-сила» находился в Кордове и Мадина-аль-Захра. Там ежегодно собирали три тысячи шатров, тринадцать тысяч щитов и двенадцать тысяч луков. Ежемесячно арсенал пополнялся двадцатью тысячами стрел.

Профессиональные полки квартировали в Кордове и ближайших окрестностях столицы эмирата. Вторую часть армии составляли провинциальные отряды и добровольцы. Управлением армией занималось военное министерство – диван. Жалованье определялось статусом солдата, а статус зависел от его происхождения – был он из сирийского «джунда» или местного «балади». Наиболее отличившиеся солдаты получали дополнительные премии и подарки, но большинство из них могло рассчитывать только на долю в трофеях. Иногда выделялась третья категория – «нузара», солдаты-резервисты. Это могли быть сирийцы или местные жители…

После смотра кавалькада вельможных всадников направилась в город-дворец Мадина-аль-Захра. Три его стороны защищали двойные стены толщиной в десять локтей и такой же ширины проход между ними, башни замка соединялись между собой аркадой, а северная сторона была прикрыта монументальной одиночной стеной, более широкой, чем остальные.

Иегуда ибн Абитур трясся на буланом иноходце, которого сам же и подобрал для себя в конюшне эмира. Лошадка была приятна во всех отношениях, на ней можно было без устали совершать дальние путешествия, но в этот день Иегуда почему-то чувствовал себя разбитым и нездоровым, и размашистая иноходь лошади отдавалась болью во всем теле. Личного врача и тайного советника эмира терзало какое-то нехорошее предчувствие, и он мучительно пытался понять, что кроется за дурными мыслями, которые роились в голове, как зеленые навозные мухи.

Город возник на пустом месте по приказу самого эмира и, по слухам, был назван в честь его любимой фаворитки. (Ее имя переводилось как «цветок».) Однако было и другое значение названия – Сияющий или Блистательный Город. Скорее всего, именно это и имел в виду эмир, называя свой престольный город Мадина-аль-Захра.

Основная причина постройки Мадина-аль-Захра носила принципиальный характер – титул эмира требовал от Абд ар-Рахмана II основать новый город как символ власти, в подражание другим восточным эмиратам. А еще великолепный город-дворец должен был демонстрировать превосходство над злейшим врагом Кордовы, Фатимидским эмиратом, расположенным в Северной Африке. Оба эмирата являлись противниками в вопросах веры; Фатимиды придерживались шиитского направления ислама, а Омейяды в большинстве своем были суннитами.

Город был распределен между тремя террасами. Дворец находится на самой высокой точке, а входящие в него здания уступами располагаются на склоне горы. За дворцом эмира следовали Дом Визирей, Дар аль-Юнд (Военный Дом), богато отделанный Зал Приемов (тронный зал), хозяйственные постройки, затем шли сады, жилые дома, ремесленные мастерские и мечеть Альхама. Город-дворец строился под руководством мастера-каменщика Маслама бен-Абдаллаха. Строительным работам не видно было конца, и это очень раздражало эмира.

Роскошь и показное великолепие приемов и церемоний, проводимых эмиром довольно часто, потрясали воображение. Поднявшись сквозь тесные шеренги солдат в богатых раззолоченных доспехах, вооруженных сверкающим оружием и расположенных в идеальном порядке, послы и другие высокопоставленные персоны входили в Зал Приемов с террасой, стены которого покрывали богатые ковры. Эмир восседал на подушках в дальнем конце зала в окружении высокопоставленных лиц своего блистательного двора подобно божеству, почти недостижимому. Посетители падали перед ним ниц и Абд ар-Рахман II с заметным воодушевлением подавал им руку для поцелуя.

Оказавшись в дворцовом городе, Иегуда ибн Абитур постарался незаметно отстать от вельмож, сопровождающих эмира, которых ожидал богатый пир. Набивать желудок под завязку ему вовсе не хотелось; его ждали неотложные дела.

Сначала он направился в сторону Военного Дома. Оттуда шел прямой путь к Северным воротам. Они находились посередине северной стены, и именно отсюда начинался самый короткий путь к Кордове. У ворот была построена просторная караульная, а в ней Иегуду ждал начальник пограничной стражи. Он был ответственен за отправку посольства в Хазарию.

Пограничные укрепления Кордовского эмирата обустраивались с учетом обеспечения их гарнизонов водой. Как правило, запасы воды хранились в больших цистернах. Для связи укреплений с источником воды строили длинные стены, усиленные башней на конце. Хисн – основные укрепления – имели постоянные гарнизоны. Меньшие по размеру укрепления – куба, кала или бурджрибат – обычно защищались добровольцами. Выдвинутые небольшие передовые посты служили опорными пунктами правительственной почтовой связи – барид.

Начальник пограничной стражи располагался в небольшом, но хорошо укрепленном замке, который назывался «саджра». Он был построен у вершины высокого холма и располагался на вероятном направлении вторжения противника, коим являлись войска Фатимидов. Вытащить его в Кордову мог только эмир – начальник пограничной стражи был чересчур самостоятельным, и ни один придворный сановник самого высокого ранга не имел над ним власти. Но по зову Иегуды ибн Абитура он явился незамедлительно.

В свое время личный врач Абд ар-Рахмана II излечил его любимого сына-наследника от тяжелой, практически смертельной болезни. И с той поры Хишам ибн Мерван (так звали начальника пограничной стражи) считал себя обязанным Иегуде ибн Абитуру.

Поприветствовав друг друга, они уселись за низкий столик, на котором тут же появились рахат-лукум и хорошо охлажденный шербет. Жестом отправив слугу за дверь, Иегуда с тревогой спросил:

– Хишам, почему не присылаешь ко мне гонцов? С посольством что-то случилось?

Иегуда ибн Абитур все-таки уговорил Моше ибн Сахла отправиться в варварские края – далекую Хазарию, хотя тот упирался руками и ногами. Моше со всеми своими достоинствами и недостатками был еще и большим строптивцем. Он никогда не брался за заведомо гиблое дело. В этом отношении у него было потрясающее чутье. Но его миссию хитроумный Иегуда ибн Абитур преподнес как религиозный подвиг. И конечно же, Моше бен Сахл не мог не попасться на крючок – наживка была блистательной. И главное – его миссия хорошо оплачивалась. Уж об этом он озаботился прежде всего; дело делом, а личная выгода на первом месте.

Моше бен Сахл настоял лишь на одном – чтобы с ним отправился и его единственный сын; Моше был вдовцом. Веские доводы, что это путешествие может изобиловать опасностями, на него не подействовали. «Чему быть, того не миновать, – невозмутимо отвечал Моше. – Господь все видит, он позаботится обо мне и о моем сыне».

Хишам должен был обеспечить посольство надежной охраной. Иегуда не очень доверял воинам «гашама» – столичной гвардии, которые были несколько развращены вольготной и безбедной столичной жизнью. Воевали они редко, походы для них больше были приятной прогулкой, нежели тяжелым, опасным трудом, поэтому в случае серьезной опасности они могли задуматься о спасении своей шкуры, а не о защите бен Сахла с сыном Ханохом. Что касается профессионалов «джунды», то их храбрость и верность не вызывали сомнений, но подобрать наилучших воинов для охраны посольства Хисдай ибн Абитур не мог. Ведь это было его личное дело, а командир «джунды» – ариф Умар ибн Язид – относился к врачу повелителя с подозрением, и объяснять ему что-либо, тем более просить об одолжении, не имело смысла.