Инстинкт Бабы-Яги - Дарья Донцова

— Не переживайте, это обычная ситуация, в моем делетоже подобное случается, я сам иногда сильно цену занижаю, если вижу, чтоклиент ничего не соображает, это бизнес: не обманешь — не получишь прибыли.Наверное, сотрудница фирмы в доле с немецким коллекционером.

— Это как? — не понял простоватый Дюкин.

— Элементарно, — усмехнулся ушлый антиквар, —небось получит от фрица процент за ваши железки.

Как только прилетел в Москву, Мирон Сергеевич побежал в«Злату» и набросился на Алену с криком:

— Воровка!

Шергина спокойно выслушала его, потом показала подписанныйим контракт:

— Видите, тут написано: «Фирма не несет ответственностиза совершенные сделки».

— Обманщица! — гремел Дюкин.

Алена покраснела:

— Вам не стыдно? Я так для вас постаралась! Извините,но с коллекционером вы договаривались сами!

Мирон Сергеевич пригрозил Алене и уехал. Дома он сталвыплескивать свой гнев на жену, но та неожиданно оказалась на противоположнойстороне.

— Знаешь, Мирон, — возразила вернаясупруга, — девочка права, а ты поступил некрасиво.

— Это почему еще?! — взвился супруг.

— Ну посуди сам! Валялись бы эти знак с медалью никомуне нужные, — пояснила жена, — а так ты и за границей побывал, иподарков привез, и деньги получил. И потом, ну отчего ты поверил тому парню?Может, он вовсе никакой не антиквар, а просто увидел, какой ты довольный, ирешил настроение тебе испортить. Встречаются такие люди, хлебом не корми, дайближнему в душу наплевать! Ну не могут старый значок и медаль такие деньгистоить!

Мирон Сергеевич призадумался, а потом понял, чторассудительная супруга права. Дюкин умеет признавать свои ошибки, поэтомупозвонил Шергиной и сказал:

— Вы это, того, уж не сердитесь. Сдуру налетел, не подумавши.

— Ничего, Мирон Сергеевич, — миролюбиво ответилаАлена, — с кем не бывает. Давайте еще один тур подберу, если хотите.

Дюкин обрадовался, что девушка не держит на него зла.

— Ну спасибо, может, когда и соберусь.

Одним словом, они расстались друзьями.

— Значит, вы не хотите подавать на Шергину жалобу,наказывать ее? — Я решил поставить точку в разговоре.

— Нет, — покачал головой Мирон Сергеевич, —она-то все хорошо сделала. Это я, дурак, поверил парню в самолете, ну ираспсиховался. Вашей Алене, наоборот, благодарность объявить надо, ну когда ещемне в Германии побывать бы удалось?

Я вышел на улицу, с наслаждением закурил и стал звонитьпоследнему из списка обиженных, Колпакову Олегу Анатольевичу.

— Да, — раздался сиплый голос.

— Позовите, пожалуйста, Олега Анатольевича, —попросил я.

В трубке воцарилось молчание, было слышно только легкоепотрескиванье, шорох и далекую музыку.

— Алло, — повторил я, — Олега Анатольевичаможно?

— Кто его спрашивает? — прохрипел невидимыйсобеседник.

— С работы, — соврал я, похоже, дядька в глубокомзапое и плохо соображает, что к чему.

— Насчет работы можно и со мной поговорить, —очевидно, не понял меня пьяница.

— С вами — это с кем?

— Мы вместе снимаем вам свадьбу, день рождения илипохороны?

— Я попал в фотоателье?

— Ну вроде.

— Олег Анатольевич тут работает? Его можно пригласить каппарату?

— Тьфу, пропасть, — разозлился мужик, — нафига тебе Олег? Я тоже отлично щелкаю, между прочим, лучше его, на конкурсахпобеждал! Приезжай, сделаю все в лучшем виде.

— А Олег Анатольевич будет в салоне?

Алкоголик помолчал немного и заявил:

— Ага, все тебе будет, ехай скорей.

— Давайте адрес, — попросил я.

Я всю жизнь провел в Москве, более того, родился в столице,там же появились на свет и мои отец с матерью, и казалось, я хорошо знаю город.Но вот про улицу с названием Пруд Ключики услышал впервые. Пришлось лезть ватлас. К моему удивлению, она оказалась почти в центре, отходила от шоссеЭнтузиастов. Я не слишком-то люблю этот район. Мало кто из нынешних москвичей вкурсе, что раньше, еще до Октябрьской революции 1917 года, эта дорога носиладругое название. Она помянута во многих песнях тех лет и полита слезами, потомучто именно по ней гнали арестантов на каторгу. Об этом мне рассказал отец,хорошо знавший историю Москвы. Более того, в свое время он показал мненебольшой двухэтажный домик на пересечении шоссе Энтузиастов и Кабельногопроезда. Мы ехали с отцом на машине, уж не помню сейчас куда, внезапно онпритормозил и сказал:

— Вот, Ваня, смотри, это был пост.

— Что? — не понял я.

Отец указал на домик:

— Так называлось место, где ночевали заключенные,которых гнали на каторгу. Впрочем, думаю, в доме останавливалась охрана, амужиков просто укладывали на дороге, а может, тут стоял еще какой сарай.

— А где рельсы? — спросил я.

Отец грустно улыбнулся:

— Эх, Ваняша, по железной дороге, в «столыпине», сталипозже возить, дорогое это удовольствие для государства. Раньше пешком шли,через всю Россию, в кандалах, а то и с ядром на ноге, вот в таких постахотдыхали, ели горячее.

Я ужаснулся:

— И зимой ходили?

Отец кивнул:

— Конечно, в России-то восемь месяцев холод стоит.Печальное место, не удивлюсь, если узнаю, что большинство жителей, тех, ктосейчас имеет здесь квартиры, одолевают всякие заболевания: онкология или чегопохуже. Аура тут тяжелая, черная…

Я не понял слова «аура», а спрашивать, что оно означает, нестал, но с тех пор всегда, стоит мне оказаться вблизи шоссе Энтузиастов, какначинает щемить сердце и болит голова.

На улице Пруд Ключики практически не было жилых домов, но нанее выбегало множество безымянных крохотных переулочков, в одном из них иотыскался нужный дом. Я с сомнением посмотрел на строение, больше всегонапоминающее барак: двухэтажное, с облупившейся штукатуркой. Дверь подъездабыла нараспашку, и когда я приблизился к ней, то понял почему. Она висела наодной петле, и закрыть ее не представлялось возможным.