Неизвестный псевдоним Бога - Юлия Ефимова

Ей показалось, что, встретившись с ней взглядом, он отреагировал на нее. Узнал? Хотя нет, он не мог узнать, или мог? Что делать?

– Платон, мне резко стало плохо, поедем домой, – прошептала Жуля мужу на ухо.

– Мы остаёмся здесь, твое платье не повод быть уродами, – тоном, не терпящим возражений, сказал супруг. Он так разговаривал с ней редко, возможно, раз пять за всю их долгую жизнь. Обычно это касалось ситуаций, когда Жуля лезла своим курносым носиком в его работу. Такой тон означал, что решение принято и не подлежит обсуждению. Жуля бы, конечно, удивилась, если бы не была так напугана и расстроена происходящим вокруг, тому, что её муж, потомственный бизнесмен, который не только сохранил довольно приличный бизнес отца, но и преобразовал его в настоящую империю, вдруг ни с того ни с сего не захотел показаться уродом. Обычно ему было все равно, а в редких случаях он вел себя так специально, потому что считал это забавным. Но и так невеликие мозги Джульетты сейчас не работали вовсе, страх полностью парализовал этот и без того неглубокий процесс.

Жулю накрыл ужас, она поняла, что ей придется провести этот вечер за столом с убийцей.

* * *

Таша была уже не рада этому вечеру, хотя готовилась не меньше, чем к Новому году: и прическа, и чудесное платье, подаренное Леськой и Чеховым, и невероятное предвкушение праздника. Но все было словно специально сплошным разочарованием. Одинаковые платья с Жулей, этот противный Клим, который вцепился в одноклассницу, как она только пришла, и не отпускал, постоянно на ухо задавая той какие-то вопросы. Правда, Жуля не отвечала ему взаимностью, а, похоже, наоборот тяготилась этой компанией. «Так тебе и надо, – думала Таша, когда в очередной раз Джульетта бросала неодобрительный взгляд в сторону Клима, – примитивный, как все мужчины, увидел красивую фигуру – и туда же». От этого она почему-то чувствовала себя обманутой, словно ей что-то пообещали, что-то очень хорошее, а дали ананас. Этот фрукт Таша также не любила, потому как, попробовав первый раз его и изумившись яркому вкусу, она получила аллергический шок и её еле откачали.

Противный Ленчик, пришедший сказать, что ей можно возвращаться на работу, тоже раздражал до неимоверности. Словно не было других сотрудников, способных рассказать эту счастливую новость. Да и говорил он её – будто отговаривал, мол, два раза в одну воду не войти, главный теперь все равно на нее будет смотреть с подозрением, лучше бы вообще сменить место работы. Но резко ставшее плохим настроение само ответило коллеге.

– Я вернусь, Лёнчик, обязательно вернусь, и теперь уже не буду бояться, и молчать больше не буду.

Тот, видимо, поняв, что её переубедить не получится, молча сидел в беседке, с интересом поглядывая на гостей. Вообще-то его никто к столу не приглашал, он сам сделал такой выбор, что раз уж зашел, почему бы не перекусить. Чувствуя себя в чужой компании вполне комфортно, он завязал в хвост свои засаленные волосы и поглощал с аппетитом стейки, что пожарил на гриле Марк.

Отдушиной в данном вечере, впрочем, как и во всей жизни Таши, была Леська. Она устроила целое представление, подключив к этому Чехова. Этот старичок с интеллигентной бородкой как-то уж очень органически вписался в их женскую семью, словно был там всегда. Таша понимала, что за историей на мосту стоит большая трагедия, и не лезла туда. Сейчас же, исполняя роли, данные ему режиссёром в лице Леськи, он был счастлив, глаза его светились, и где-то на их дне Таша не увидела отчаянья, какое было на мосту. Концерт был в самом разгаре, уже выступили Леська с Чеховым, а Ирма очень проникновенно прочитала Бродского. Вообще в их семье это было заведено: на праздники они устраивали друг для друга выступления, хлопали и смеялись, но для такой большой компании это было впервые. Похоже, концерт нравился, родители Клима, в отличие от него, были людьми коммуникабельными и вовсю хлопали и кричали «браво», не отвлекаясь, как он, на всяких стареющих дюймовочек.

– Следующий номер, – выступая еще и в роли конферансье, объявил Чехов, – романс собственного сочинения в исполнении Натали.

Таша даже сразу не поняла, что это про неё, и отрешенно зааплодировала вместе со всеми.

– Мам, давай «Мы совпали», – сказала Леська, приглашая её на импровизированную сцену. Первой мыслью было отказаться, настроение не то что ноль – оно стремительно уходило в минус, и петь такую песню, песню о мечте, возможно, самой сокровенной мечте, не хотелось. Подняв глаза, она увидела смеющееся лицо Клима, он словно говорил ей: ну-ну, толстуха, попробуй спой. Естественно, не ожидая от её пения ничего особенного. А Таша знала, что она особенная, всегда знала, только тринадцать лет назад взяла и забыла об этом, казалось, что навсегда. Неизвестно почему, но именно сейчас ей захотелось вспомнить и доказать, в первую очередь себе, что она самая особенная из всех особенных.

Решительно встав, она прошла на сцену, взяла свой инструмент, с которым не расставалась, он давал силы ей выживать. Только сейчас она поняла, что, оказывается, именно он помогал ей все время не забывать, что она особенная. Вспомнив душой, именно душой эту песню, перебрав пальцами струны, она запела:

Голос её улетал вверх, к звездам, которых было на небе так много, словно кто-то рассыпал коробку, полную страз. Слова и мелодия переплетались там и спускались обратно, в уютный сад. Гости заворожённо слушали Ташу, словно её пение могло изменить мир, спасти кого-то или подарить счастье. Когда она закончила, то стояла звенящая тишина, казалось, что даже на мгновение было слышно, как где-то глубоко в саду закричал их потеряшка Дуса. Опомнившись от бурных аплодисментов, Таша интуитивно посмотрела на Клима, где-то она читала, что в психологии есть такой тест. Когда человек смеется либо когда его хвалят, он смотрит на самого главного человека в его жизни, того, кто ему не безразличен. Этот факт всплыл в памяти, и Таша сразу покраснела, засмущавшись собственных мыслей. Но кровь прилила к лицу еще больше, когда она увидела выражение лица Клима, там больше не было высокомерия, прямо противоположное чувство сейчас читалось на его лице – восхищение.

– Наталья, вы пели великолепно. А не покажете ли вы мне свой участок? – К ней подошел муж Жули – Платон.

«Почему таким, как Жуля, всегда везет? – подумала про себя Таша, рассматривая этого приятного во всех отношениях мужчину. – Вот даже муж ей достался золотой. Умный, представительный, богатый, а что старше её на десять лет, так это не проблема, а, наверное, наоборот плюс».