Сердце умирает медленно - Елена Сокол

Он многозначительно кивнул.

— Я рад, что у него все налаживается.

— Угу. — Кивнула я, не понимая, о чем речь, и предпочла быстрее уйти.

«Привет.

Не знаю, как начинать письма к тебе, да и стоит ли писать…

Наверное, ты вообще их не читаешь? Иначе, как можно читать письма и не ответить?

Я вчера пересматривала те видео, что ты мне присылал, когда мы еще были… ну, ты понимаешь. Когда мы общались и были близки. Словно тысяча лет прошло — таким далеким ты для меня стал…

А на тех коротких роликах время словно остановилось. Твои глаза все еще сияют, они все еще направлены на меня, и мое сердце расцветает, становясь огромным, точно солнце, и ему снова не хватает места в груди. Оно готово вырваться, взлететь, будто огромный воздушный шар, подняться к небесам и осветить собой весь мир.

Хотя, мы ведь с тобой уже выяснили, что не в сердце дело, да? В чем-то другом. Если бы ты поговорил со мной, возможно, мы пришли бы к единому мнению.

Хорошо, что ты читаешь мои идиотские письма. Если читаешь. В любом случае, надеюсь, что прочтешь. Больше мне не с кем поговорить. Ответь, пожалуйста…

В любом случае, ты должен знать, что я переехала. Правда, временно, но и это для меня уже большой шаг. Уже несколько дней живу в доме моего нового знакомого, Дэниела, в Малэме. Мы с ним познакомились на выставке, и он любезно предложил мне присмотреть за жилищем в его отсутствие. Наверняка, ты бывал в здешних местах, ведь тебе никогда не сиделось на месте. Потрясающе красивая природа, горный ландшафт, озеро, чистый воздух. Не веришь, спроси у туристов, которые каждый день приезжают, чтобы полюбоваться всем этим.

Мне нужно было сбежать, Райан. Не могу объяснить тебе, потому что сама до конца не понимаю. Хочу найти себя, и, кажется, я уже на верном пути. Каждый день после прогулки на озере или в лесу возвращаюсь в дом, выношу мольберт на улицу, ставлю его в тень и рисую. Как одержимая. Или заколдованная. Будто не принципиально, что переносить на бумагу, давнюю задумку или только недавно увиденное, главное — не останавливаться. Будто от этого зависит вся моя жизнь. Не знаю, но это кажется до жути важным. Я словно в транс впадаю.

Как думаешь, мне по силам было бы стать художником? В смысле, настоящим? В смысле, посвятить этому свою жизнь, и все такое? Или нужно отбросить эти глупости и заняться уже чем-то серьезным? Потому что маме кажется, что тороплюсь, ей хочется, чтобы я посвятила этот год восстановлению здоровья, а мне кажется, что жизнь проходит мимо, и время тратится зря. Пока вы все, мои сверстники, готовитесь стать кем-то в этой жизни, я все еще сомневаюсь, смогу ли казаться просто нормальной среди вас.

Пожалуйста, позвони мне, Райан.

Если надумаешь.

Здесь тебя не хватает еще больше.

С любовью, Эмили».

Поставила точку и нажала «Отправить». Маленькие пятнышки, обозначавшие этапы процесса отправки, словно специально продлевая ожидание, медленно ползли по кругу. Сеть здесь ловила слабо, потому послание никак не хотело уходить к адресату. Я, затаив дыхание, глядела на экран лэптопа и ждала. Когда, наконец, появился значок «Успешно», не поленилась и заглянула в папку «Отправленные», чтобы убедиться — да, мое письмо полетело к Райану.

Откинувшись на подушки, провела пальцами по дисплею, пролистывая старые фотографии. На каждой из них я была почти прозрачной от худобы, с бледным лицом и синеватыми губами. Конечно, тогда мне не приходилось даже мечтать о том, чтобы у нас с этим парнем могло быть что-то серьезное. Я упрямо гнала от себя эти мысли, пыталась не замечать его к себе отношение. Отвергала возможность того, что однажды выздоровею, стану полноценной и смогу ответить взаимностью. На самом же деле, я всегда была для него более полноценной, чем для кого-либо другого, даже для себя. Просто не понимала этого.

— Сейчас мы идем в школьный кафетерий. — Смеялся Райан на видео. За его плечом мелькали лица и коридоры, затем зазвенела посуда. Он шел спиной и показывал мне все, что видел. В тишине пустого дома его голос отливал мягким бархатом, теплым и нежным. — Что у нас здесь? О, какая гадость! — Камера приблизилась к чему-то жидкому, затем к вязкой кашице. — А вот это уже интереснее. — Видео приобрело резкость, и на экране появились мясные блюда. Райан взял поднос, развернул камеру к своему лицу. — Эм, что со мной сделает твоя мама, если я притащу тебе вот эту супер-ароматную, мягкую булочку, а? — Он приблизил к носу что-то румяное, похожее на сдобную выпечку. — Пожалуй, я рискну. Мы ведь ей не скажем, да?

Выключив видео, сжалась в комок. Отложила гаджет и накрылась одеялом. Меня знобило, а на глаза наворачивались слезы, потому что я и сейчас помнила привкус той самой булочки, что он принес мне из кафетерия в тот день.

Казалось, я все тогда решила. Написала письмо, в котором сообщила, что устала бороться и ждать. Что понимаю бесполезность всех мероприятий и осознаю, какой конец меня ждет. Что иду на то, что задумала осознанно, потому что хочу облегчить существование своим родителям, потратившим все силы и сбережения на то, чтобы поддерживать меня на плаву.

Честно? Я не придумала до конца, каким способом хочу это сделать. Даже не знаю до сих пор, смогла бы или нет. Просто накатило какое-то невыносимое отчаяние, смешанное с обидой на весь мир и глупой уверенностью, что так точно станет легче. Всем. Если бы не это видео, которое было получено во время написания прощального письма, если бы не улыбка Райана на нем и не желание попробовать эту чертову булочку, все могло бы быть по-другому. Все могло быть необратимо ужасно.

Он нашел эту записку совершенно случайно. Я не успела спрятать ее, как следует, просто сунула под стопку учебников. Райан сидел в кресле за столом, читал ее и бледнел на глазах. Слишком увлеченная поеданием выпечки после длительного периода отсутствия аппетита я не сразу заметила, что у него в руках тот самый листок. А когда вдруг поняла, мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Кольнуло так больно, что зашумело в ушах.

— Пожалуйста, тсс… — Задыхаясь, просила Райана, со страхом оглядываясь на дверь.

Только увидев его испуганный взгляд, я буквально в одно мгновение осознала, что никогда не решилась бы на подобное, что смертельно боялась реакции мамы на одно только существование моего прощального письма. А что бы с ней стало, осуществи я все задуманное? Меня даже не волновало, что подобный поступок стопроцентно лишил бы меня возможности получить новый орган, я боялась, что Райан покажет ей сейчас этот листок бумаги, и она умрет на месте от ужаса.

Но он молчал. Просто смотрел на меня, не понимая, и молчал. А у меня слезы катились из глаз большими горошинами. Руки тряслись в отчаянном жесте — мольбе не говорить маме. Палец, приложенный к губам, лихорадочно дрожал, а челюсти стучали так громко, что заглушали стук сердца.

— Никто не приносит столько радости в мою жизнь, сколько приносишь ты. — Сказал Райан, опустив взгляд на записку. Сложил ее в несколько раз, порвал и выкинул в ведро. — Зачем? Зачем все это? Ты ведь дорога нам всем. Мне, твоим родителям. — Сел рядом на кровать, стер ладонью мои слезы и обернулся к двери, чтобы убедиться, что моей мамы на пороге нет. Затем снова повернулся, обнял и прижал меня к своей груди. — Ты так много значишь для всех нас. Больше никогда, пожалуйста, никогда не думай, что ты одинока. Я с тобой. Всегда рядом с тобой.