Не открывай эту дверь - Светлана Ворон

моей крови. Трудно жить прямо в ресторане и питаться одними макаронами, запахи искушают, блюда, находящиеся на расстоянии вытянутой руки, дразнят и словно издеваются. А съесть нельзя, несмотря на то, что точно знаешь — наказания не последует, некому здесь его исполнить. Я была очень благодарна вампиру за то, что он уважает мое требование, и исподволь надеялась, что я ему дорога, раз он согласился на такую жертву.

— Наверное, это ужасно, постоянно испытывать жажду без шанса утолить ее? — спросила я, уже осведомленная, что ему приходится терпеть. Это не просто влечение к крови, это голод, который усиливается со временем. В моем мире у Шеридана не было возможности питаться, как только появятся первые неприятные ощущения, ему приходилось ждать и откладывать, пока жажда не становилась невыносимой, и только тогда он навещал заповедник. Чтобы спустя сутки вновь испытать те же страдания.

Сколько человек может обойтись без еды без ущерба для здоровья? Некоторые не готовы держаться даже несколько часов — ищут, чем бы перекусить, чтобы унять это сосущее ощущение под ложечкой и головные боли. Мы должны есть постоянно, как минимум, три раза в день, иначе не сможем ни о чем думать, кроме голода. Кто-то способен даже убить за кусок хлеба, если другого способа нет.

С вампирами все немного сложнее: от жажды они теряют рассудок, а силы в них достаточно, чтобы разрушить преграды на пути к цели. Когда ты знаешь, что практически неуловим и неуязвим, что тебя остановит? Шеридан вынужден был жить с постоянным чувством голода, и я понимала, что спокойствие никогда не дается ему легко. И все же он согласился на это мое условие, как настоящий герой.

— На мой взгляд, смертность куда страшнее, — улыбнулся парень и так выразительно поднял бровь, что не осталось даже сомнений, на что именно он намекает.

— Я не часто испытываю боль, — возразила я, не собираясь снова вступать в бессмысленный спор. — В очень редких случаях.

— Ну, это пока, — мрачно обронил он, неохотно позволяя мне высвободить руку и наблюдая, как я уплетаю фирменное блюдо ресторана — филе индейки с гратеном и орехами в медово-апельсиновом соусе. — Но только представь, — криво ухмыльнулся вампир, голос пронизало едва скрытое превосходство, — нападения, аварии, катаклизмы. Вы, люди, можете умереть в любую секунду, поскользнувшись на тротуаре и ударившись головой, подавившись костью или неправильно перейдя улицу. Эпидемии и неизлечимые болезни ежедневно уносят тысячи жизней. Старость может не наступить, что-то произойдет задолго до этого. Да даже просто без воды вы начинаете умирать уже спустя несколько дней. В моем понимании это — мгновение! Вы как мотыльки — хрупкие и беспомощные. Вот я, если долго не буду питаться, все равно не умру: даже истощенные до костей вампиры способны вернуться к жизни, если их отпоить. Понимаешь?

Я кивнула, завороженная жутковатым описанием.

— Ваша жизнь отмерена. В сущности, вы живете только в промежутке между двадцатью и тридцатью годами. До двадцати вы ограничены малым возрастом, несамостоятельностью и родительским контролем, неопытны, чтобы понять, что именно делает вас счастливыми. После тридцати на вас обрушиваются разочарования и хвори, приносящие мучения, которые намного хуже жажды. Так стоит ли такая жизнь того, чтобы ценить ее? — Шеридан сделал многозначительную паузу, чтобы я осознала весь ужас своей смертности и, вероятно, тут же изменила свою неправильную точку зрения. — Нет, Лекси, я готов потерпеть голод, но я не хотел бы снова стать человеком. Быть смертным, и быть внезапно смертным — вот что ужасно, на мой взгляд.

Я ошеломленно моргала, глядя на вампира. Его описание человеческой жизни — то, какой он ее видел, — действительно не внушало оптимизма. Я представила себе бабочку-однодневку, которая, не успев родиться, уже начинает умирать. Такими мы, вероятно, и представлялись Шеду — слабыми и недолговечными, без всякой надежды стремительно приближающимися к неизбежному трагическому концу.

— Вампиры тоже иногда умирают, — напомнила я о неоспоримом факте.

— Да, но не так обидно и несправедливо, Лекси! — воскликнул парень. — Мы погибаем в схватке с равным по силе врагом, сражаясь за свои права. Но мы не умираем от бунта природы, или от немощности в старости, или от смертоносной чумы. Из-за нелепой случайности или из-за того, что у кого-то оказался в руке пистолет, а у нас его нет. Если вампир не нарушает закон, за который предусмотрена смертная казнь, он будет жить вечно.

Шеридан ненадолго замолчал, но я напряженно ожидала продолжения, догадываясь, что он затеял этот странный разговор не без причины.

— Что ты хочешь этим сказать? — взволнованно отпила я из бокала, не уверенная, что хочу услышать финал его пафосного выступления.

Шед наклонился ко мне через стол и снова взял за руку. Улыбнулся, ища мои глаза, но я неохотно шла на прямой контакт.

— Я хочу сказать, Алекса, что ты должна пойти со мной, когда год закончится, — завораживающе чувственным голосом донес свою мысль он.

— Но… разве человеку не опасно жить в твоем мире? — скривилась я, подозревая, что это еще не все, но все же надеясь, что за предложением не кроется «то самое» невыполнимое условие.

Вдруг все не настолько страшно и очевидно? Я бы с удовольствием повидала его мир, но одного дня для этого явно будет недостаточно. Остаться на год значило разорвать все связи, потерять работу, и вряд ли получится объяснить мое отсутствие родителям. Но самое главное, я небезосновательно боялась последствий, о которых Шеридан уже упоминал.

Он улыбнулся мне снисходительно, и я разозлилась, потому что надежда на его благоразумие все-таки оказалась напрасной: вампир и не думал скрывать свое истинное намерение, он очень настойчиво внедрял его мне в мозг. Единственным способом быть с ним в его понимании было мое обращение. Но, хорошенько изучив его образ жизни, я точно этого не хотела.

Выдернув руку, сердито покачала головой:

— Нет, я не стану вампиром, забудь об этом, — и вернулась к еде, игнорируя тяжелый взгляд сидящего напротив мужчины. Увы, мы были слишком разными, и каждый из нас слишком любил свой мир, чтобы отказаться от него ради другого.

— Почему? — хмуро потребовал Шеридан, как будто это не было ясно и без объяснений.

— Вы убиваете людей, относитесь к ним, как к третьему сорту… — при мысли о фермах меня тошнило.

— Только к тем, кто остается примитивен, — поправил Шед терпеливо. — И мы их не убиваем, Лекси. Заботимся о них, кормим и лечим. Они ни в чем не нуждаются и вполне счастливы. Они не чувствуют себя униженными или плененными, их все устраивает!

— Но вы их доите, — я не могла сдержать отвращения. —