Клуб непобежденных - Лиза Гарднер

— Коль скоро у меня появился дублер, то мы едем проведать мамашу Эдди.

Десять минут спустя Фитц и Гриффин подъезжали к дому, где некогда проживал Комо. На сей раз им не удалось опередить прессу. Два громадных мини-вэна уже перекрыли крохотную улицу захудалого жилого района. Стая микрофонов заполонила маленький, с почтовую марку, дворик. Фитц и Гриффин пока не заметили снаружи никого из семьи Комо, но это ничего не означало. Либо они только что сделали заявления для прессы, либо собирались выступить. И в том, и в другом случае это не сулило Гриффину и Фитцу ничего хорошего.

— Мать Эдди меня терпеть не может, — сообщил Фитц, паркуя свой «таурус» на тротуаре. — Отец умер, когда Эдди был еще ребенком, а не то, вероятно, тоже ненавидел бы меня. А так, сейчас эти чувства питают ко мне только его мамаша, его подружка и его младенец. О! А его подружка, Таня, та вообще кусается.

Гриффин, собиравшийся открыть дверцу и вылезти из машины, замер и уставился на Фитца.

— Как кусается?

— Да. А иногда еще и царапается. У нее такие ногти... Дюйма три в длину. Она любит разукрашивать их маленькими пальмами и фламинго. Потом затачивает на манер пик, так что, когда бросается выцарапать тебе глаза, успеваешь подумать о диких туземцах с экзотических островов.

— А в доме есть черный ход?

— Да, из кухни.

— Отлично, потому что нам ни в коем случае нельзя устраивать эту трогательную встречу перед телекамерами.

Фитц посмотрел на стоящие поодаль, вдоль улицы, фургончики СМИ.

— Хорошая мысль. Неудивительно, что вам, парням из полиции штата, платят кучу денег.

Гриффин открыл дверцу машины.

— У нас еще и машины получше.

Не успели они с Фитцем пройти и нескольких шагов по тихой улице, как дверцы фургончиков отъехали в сторону и двое репортеров, вооруженные камерами, выскочили наружу. Гриффин и Фитц, каждый, с дюжину раз произнесли «без комментариев», пока наконец не укрылись с тыльной стороны крошечного белого домика. Там они остановились на некоторое время, чтобы перевести дух, обменялись понимающими гримасами и постучали в заднюю дверь. Через секунду выцветшая желтая занавеска, закрывающая верхнюю, застекленную, половину двери, отдернулась, и за стеклом показалась маленькая латиноамериканка, которая уставилась на них угрюмыми и пронизывающими черными глазами.

— Миссис Комо, — с нервной улыбкой окликнул ее Фитц, чуть взмахнув рукой. — Простите, мэм, но, боюсь, нам надо с вами поговорить.

Миссис Комо не сделала ни единого движения, чтобы открыть дверь.

— Я знаю, что случилось, — проговорила она из-за стекла. — Таня... она была там. У здания суда. Она рассказала мне.

— Мы сочувствуем вашей утрате, — промолвил Фитц.

Миссис Комо лишь презрительно хмыкнула.

— Мы расследуем обстоятельства гибели Эдди, — храбро продолжал Фитц. — Я знаю, у нас с вами были в прошлом разногласия, но... я здесь в интересах вашего сына, миссис Комо. Не могли бы вы уделить нам минутку...

— Моего Эдди больше нет. Уходите, господин детектив. Вы уже и так причинили много боли нашей семье, и больше мне не о чем с вами говорить.

В это время из-за угла дома появилась поразительно красивая девушка. Едва Гриффин подумал: «Батюшки! Вылитая Мег Песатуро!» — как молодая женщина, точно кошка, бросилась на Фитца, выставив неоново-розовые ногти и оскалив белоснежно сверкающие зубы.

— Ихо де пута! — закричала Таня. — Сукин сын!

— А-а-а-а-а! — Фитц выбросил вперед руку, чтобы заслонить лицо. В этот момент Гриффин, по-змеиному извернувшись, обхватил девушку рукой за талию и стремительным движением поднял в воздух. Она брыкалась и колотила его по руке маленькими кулачками.

— Сколько в вас весу — фунтов девяносто пять? — светским тоном спросил Гриффин.

— Сукин сын! Жалкая свинья! Дерьмовый...

— У меня против вас добрая сотня с лишним, — продолжал Гриффин. — Это означает, что я свободно могу держать вас вот так хоть целый день. Поэтому если хотите побыстрее вернуться на землю, вам лучше немного перевести дух. Сделать несколько глубоких вдохов, расслабиться. Остудить язычок. Мы пришли просто побеседовать.

Таня вновь начала наносить удары. Потом вдруг лягнулась. Поскольку Гриффин и глазом не моргнул, она ослабила борьбу, но продолжала своими пронзительными черными глазами злобно жечь Фитца, который съежился у стены дома, зажимая рукой пораненную щеку. Миссис Комо стояла тут же, за дверным стеклом, с бесстрастным видом наблюдая за происходящим.

— Согласны быть паинькой? — спросил Гриффин, когда прошла уже целая минута, в течение которой Таня больше не пыталась никого убить.

Она нехотя кивнула.

Он отпустил ее.

В тот же миг Таня опять стрелой ринулась к Фитцу, но тот изловчился поймать, заломить ей руку за спину и, наконец, накинуть наручники.

— Готово! — провозгласил Фитц, тяжело дыша. — Будешь в браслетах до моего ухода. Скажи спасибо, что я не вменяю тебе нападение на офицера полиции.

— Это не преступление — убить свинью! — выкрикнула ему в лицо Таня.

— Бог ты мой, девочка, отца твоего ребенка только что убили. Не хватит ли насилия на сегодняшний день?

Душещипательные слова сыграли свою роль. Плечи Тани поникли. Подбородок опустился. На какой-то момент Гриффину почудилось, что маленькая яростная защитница Эдди, эта дикая кошка, вот-вот заплачет. Но, однако, она устояла. Взяв себя в руки, Таня кивнула миссис Комо, чтобы та открыла дверь.

Внутри домика все было почти так, как представлял себе Гриффин. Тесная кухня со вздыбленным линолеумом, наставленные повсюду плошки с детской едой. Примыкающая жилая комната с вытертым ковром на полу и просевшим старым диваном. Самым новым и дорогостоящим предметом в комнате был серо-голубой детский манеж, помещенный возле окна. Таня тут же устремилась к нему, но обернулась и сверкнула глазами на Фитца, сообразив, что не может взять своего сына на руки. Она выразительно погремела за спиной наручниками.

— В следующий раз думай, прежде чем царапаться, — откликнулся из кухни Фитц.

Для Гриффина дети были слабым местом (он в самом деле любил их запах), и он подошел к манежу. Сын Тани — а также, видимо, и Эдди — безмятежно дрых на животе, выставив кверху обтянутую «памперсом» попку и сладко пуская пузыри.

— Как зовут? — осведомился он у матери.

— Эдди-младший, — нехотя ответила она.

— Сколько ему?

— Девять месяцев.

— Красавец. А меня, кстати, зовут сержант Гриффин. Полиция штата по городу Провиденсу, — сверкнул улыбкой офицер.

— Вы арестовали тех сук за убийство моего Эдди?