Смотри, я падаю - Монс Каллентофт

Синие, коричневые, черные, зеленые. Абсолютно точно зеленые.

Он выдвигает ящик единственной прикроватной тумбочки, которая стоит под старой афишей, а на ней группа Queen на сцене, освещенной прожекторами.

Он копается в ящике, среди бумаг и упаковок с презервативами, среди жвачки и старых синих часов Swatch, которые остановились в двадцать минут четвертого.

Находит несколько визитных карточек.

Из пиццерии, с услугой доставки на дом.

Из парикмахерского салона в Santa Catalina.

И на самом дне визитка Carmen Modelos.

Эскорт-сервис класса люкс.

YOUR DREAMS COME TRUE[87].

Эмма исчезает за вертящейся дверью в Арланде. Мечта, которая станет явью, кошмар, который рождается из ночи с тысячью свечей.

«Как ты мог? Как ты мог разрешить ей поехать? Как ты мог убедить меня?»

Ребекка кричит на него в кухне, хочет его ударить, и она отводит руки назад, вытягивает локоть точно, как учил тренер, пытается попасть в мяч на подскоке, немного перед собой, крепко держит ракетку двумя руками и попадает. Хочет, чтобы мяч летел наискосок до самой линии, но вместо этого мяч летит прямо и слабо, и Алиса на другой стороне ответит ударом и знает это.

Ребекка угадывает вокруг себя контуры Королевского теннисного зала, слышит звуки попадания струн ракетки по мячу, и сейчас мяч к ней вернется.

Его невозможно взять.

Она напрягает мышцы, инстинктивно бежит ближе к сетке, зеленый цвет стены напротив кажется текучим, она выбрасывает ракетку вперед, толчок, и ей удается отбить мяч через сетку, он летит по широкой дуге, Алиса выступает, поднимает ракетку, готова убить.

Ребекка спотыкается, падает. Чувствует, как подгибаются колени.

Она падает. Лежит на спине.

Смотрит в выгнутый потолок зала, где окна пропускают серый дождливый августовский свет.

Капли медленно текут по стеклу, и она решает остаться лежать, неважно, куда попал удар Алисы, она чувствует жгучую боль в коленях и левом локте, смотрит на серую массу дождя и понимает, что она смотрит внутрь самой себя.

Охотиться за мячом.

Купить продукты.

Готовить еду вместе с Андерсом.

Говорить о том, чтобы завести собаку. Она ненавидит собак. Говорить о переезде, в деревню, может быть, в городок Труса или еще куда-нибудь в долине озера Меларен, в маленький домик на берегу, и она будет подыгрывать, притворяться активной в их планах. Однажды она даже нашла выставленный на продажу дом в городке Мариефред, они поехали туда в одно воскресенье, дом стоял тихо и одиноко на берегу озера Меларен. Андерс «влюбился» в дом, как говорят риелторы, но она выискивала недостатки, знала, что будет так делать, вела себя как садистка, вся поездка была чистым садизмом.

«Мне не нравится, что участок наклонный, к озеру». Он почти совсем и не был наклонным.

«Планировка не гармонична». Планировка дома была отличной.

«Я ничего не чувствую», – сказала она под конец, когда больше уже ничто не помогало. Она даже помыслить не могла более дурацкой фразы, это было так далеко от ее нормального ощущения, но она стояла там и притворялась. Возле холодного шведского озера у дома, который она никогда бы не купила, говорила словами настолько трусливыми и лживыми, что ей самой было стыдно. За саму себя, за ту, какой она стала, и Андерс неотрывно смотрел на нее в машине на пути обратно в Стокгольм.

– У тебя и в мыслях не было покупать этот дом. Ты надо мной просто издеваешься.

То, что он это сказал, было ужасно, и она обвиняла его в паранойе, говорила, что она ведь сама нашла этот дом и что это доказывает ее добрые намерения.

– Я понимаю, что ты сама не в состоянии сложить все это в одну картинку внутри себя. Ничего страшного. Я здесь, если я тебе нужен.

От его доброты ей стало невмоготу, точно так же, как и здесь, на теннисном корте, где она тоже не хочет находиться, под небом, на которое она не хочет смотреть.

– Черт подери! – кричит Алиса.

С ее подачи мяч попал прямо в сетку.

– Черт!

Снова кричит Алиса.

Доброта Андерса приводит Ребекку в ярость. От любой доброты ее тошнит, от всех этих добреньких слов и чертового понимания. Каким, черт побери, образом кто-то другой может знать, что она чувствует, почему она поступает так, как она это делает, и что они знают о том, как она умеет предавать других, саму себя, Тима и Эмму?

«Таблетки следующего дня».

Много раз после исчезновения Эммы. И противозачаточные таблетки были, и притворная менструация, чтобы избежать половых актов. Сначала с Тимом, потом с Андерсом. А когда он записал ее в клинику лечения бесплодия, то тут уж пришлось отказаться от регулярных таблеток, но экстренные она принимала после каждой попытки искусственного оплодотворения.

Она встает. Улыбается Алисе, которая поднимает мяч у сетки и со злой гримасой отбивает его Ребекке. Та, в свою очередь, подбрасывает мяч в воздух, кричит «пятнадцать-ноль» и думает о ракетке, как о заряженном оружии, посылает мяч, как пулю, через весь теннисный корт в надменном воздухе зала. И на какое-то мгновение, когда мяч пролетает мимо желтой тенниски Алисы и становится невидимым, исчезает, исчезает и все остальное. Все безнадежно, и все это ты, Эмма.

Абсолютно все.

Откуда у тебя может появиться брат или сестра, если тебя тут нет? Я не могу использовать свое тело таким образом. Когда тебя здесь нет. Если ты вернешься, хоть когда-нибудь, то у тебя не будет брата или сестры, которые появились так, что ты об этом не знала. Тебя невозможно заменить, сама мысль об этом ужасна, отвратительна. И когда человеку по-настоящему плохо, горько, то он пытается принести радость другим, излечить их, отвернуть их взгляд от всего того, что составляет его собственную суть. Это доходит до того, что ты стоишь в каком-то доме и говоришь, что «у тебя нет ощущения дома».

Чем ты занимаешься, Ребекка?

Когда она сказала эти слова Тиму, в последний вечер, она сама не хотела в них верить.

«Она умерла». Вот что она сказала.

Подача через все поле, невозможно взять мяч, стук в боковую стенку.

Она делала вид, что у нее нет на него больше сил. На его чертову надежду, его упрямство. На самом деле она больше не выдерживала себя саму. То серое небо, в которое она превратилась.

Она дышит, ее сердце бьется, волосы и ногти продолжают расти, кожа облезает и зубы тупеют, кровь струится по мельчайшим капиллярам, но ты превратилась в белый лист, Ребекка.

Вы оба превратились в чистые листы и становитесь ими все больше.

Жила-была Ребекка. Жил-был Тим. Жила-была когда-то девочка, которую звали Эмма.