Оборванные нити. Том 2 - Александра Маринина

И вот оно прозвучало, это слово, которого он так ждал:

— Может быть, ребенок умер все-таки от синдрома внезапной смерти, а не от вирусной инфекции?

Сергей сделал паузу, словно к прыжку готовился. Что там есть у Шекспира? На ум пришла только одна цитата из «Генриха Пятого»: «О God of battles! Steel my soldiersʼ hearts». «О Бог войны! Сделай стальными сердца моих солдат!»

— Синдром внезапной смерти детей, — начал он медленно, со вкусом выговаривая каждое слово, — это диагноз исключения. Мы имеем право говорить об этом диагнозе только тогда, когда при вскрытии и микроскопическом исследовании не обнаружено ничего. Вообще ничего. Когда мы не видим никаких признаков механической травмы или механической асфиксии. Когда мы провели бактериологическое исследование и ничего не нашли. Провели вирусологическое исследование и тоже ничего не обнаружили. Когда судебно-химическое исследование ничего не показало. Вот когда мы провели все-все дополнительные исследования, какие только существуют, и в результате всё-таки ничего не нашли, вот тогда — да, я согласен, что можно выставить диагноз СВС. Но только в качестве исключения. А не в качестве правила, как принято в педиатрии, и не только у нас, но и за рубежом.

Поднялась со своего места Главный педиатр города.

— Но ведь диагноз СВС есть в международной классификации болезней, — непонимающим тоном произнесла она. — Почему же мы не должны им пользоваться, если он официально существует?

— И вообще, — раздалось откуда-то из последнего ряда, — почему вы так уверены, что ребенок погиб из-за вирусной инфекции? А может, он слюнями подавился или рвотными массами.

Саблин всмотрелся в говорящего и чуть не прыснул. Это была чудовищного вида тетка, необъятно толстая, с немытыми волосами и золотыми зубами. Одним словом, такая, каких, как говорила Ольга, «сейчас не делают». У нее было совершенно замечательное выражение лица, свойственное торговкам на базарах советских времен: вот вам моя цена, не хотите — не берите, больше вам взять все равно негде, еще ко мне прибежите или даже на коленях приползете, а я еще подумаю, продавать ли вам по той же цене или подороже взять за вашу строптивость. В общем, как-то так. Сергей понял, что это и есть легендарная в своей профессиональной неграмотности и бездарности врач-педиатр, о которой судачила вся медицинская общественность Северогорска. Над ней потешались, истории, связанные с ней, пересказывали как анекдоты. Никто не мог понять, почему ее до сих пор не уволили и какая мохнатая «лапа» удерживает ее на должности завотделением в той самой детской поликлинике, на территории обслуживания которой как раз и проживала умершая от вирусной инфекции девочка. Саблину не приходилось до сегодняшнего дня с ней сталкиваться, но наслышан он был об этой даме немало. И даже вспомнил ее фамилию: Мокина.

Он открыл было рот, чтобы дать ей язвительную отповедь, но не успел: со своего места заговорила Нестерова.

— Вы плохо слышите? Или плохо понимаете то, что нам тут только что доложил эксперт? Он же ясно сказал: в гистологическом материале множество вирусных инфекций, как острых, так и хронических. Какой здесь может быть синдром внезапной смерти? И потом, если вы слабо владеете медицинской терминологией, то примите мой совет: избегайте публичных выступлений. Какие еще слюни? Медики не употребляют такой термин, точно так же, как не говорят «сопли».

— Ну ладно, я не так выразилась, — сердито отпарировала Мокина. — Но аспирация-то рвотных масс могла же быть! Почему нет?

Нестерова все-таки поднялась с места, хотя до этого подавала реплики, не вставая. Она медленно развернулась назад, чтобы видеть Мокину, сидящую в последнем ряду.

— Уважаемая госпожа Мокина, почему мы должны всерьез обсуждать смерть от аспирации рвотных масс, если нам только что на пальцах показали и доказали наличие морфологически подтвержденной и обоснованной вирусной инфекции? А? Если бы вы читали научную литературу, а не только сопливые дамские романы, — при этих словах по залу прокатился смешок: одной из баек, передаваемых из уст в уста о Мокиной, была история о том, как она всюду прячет и при любом удобном случае почитывает «розовые» романчики в мягких обложках, и однажды такая книжица выпала у нее прямо из-под халата во время прохода по коридору поликлиники, на глазах у изумленных мамочек с детишками, сидящих в очередях к врачам, — вы бы понимали, что все эти аспирации рвотных масс или, как вы изволили выразиться, слюней, — неубедительны патогенетически. Сначала возникает вирусная интоксикация, затем возникает отек вещества мозга как реакция на эту интоксикацию, а это, в свою очередь, может вызвать нарушения со стороны расположенного в продолговатом мозге дыхательного центра в результате гипоксии. И вот эти самые нарушения в продолговатом мозге и обусловливают подавление кашлевого рефлекса. Рефлекс подавлен — при возникновении рвоты у ребенка рвотные массы могут попасть в дыхательные пути и не выкашливаются. Вот так происходит аспирация рвотных масс и никак иначе. В основе, в самом начале этой длинной цепочки — вирусная инфекция и последующая интоксикация. Никакой здоровый ребенок не погибнет от аспирации, потому что у него нет нарушений со стороны центральной нервной системы и продолговатого мозга. Даже если ребенок случайно срыгнет, это сразу же вызовет кашлевой рефлекс, и пищевые массы будут удалены из дыхательных путей. Мне странно, что вы, заведуя отделением в детском лечебном учреждении, этого не понимаете.

Саблин слушал и усмехался про себя. Ему было приятно, что он нашел единомышленника в лице Нестеровой. Никакой поддержки он ни от кого не ожидал и ни на что подобное не рассчитывал. Все-таки она грамотная тетка, ничего не скажешь, грамотная и знающая. Но будучи человеком циничным, он отдавал себе отчет в том, что заведующая детской поликлиникой Нестерова стала его союзником только на сегодняшний день и только на этой клинико-анатомической конференции. Просто потому, что разбираемый случай смерти ребенка имел место не на ее территории и к нему не имеют отношения врачи ее поликлиники. Если бы речь шла, как в случае Миши Демина, о «ее» врачах, то она бы сейчас глотку рвала за диагноз «синдром внезапной смерти».

Педиатры еще какое-то время задавали вопросы, пытаясь поставить под сомнение аденовирусную инфекцию, но в конце концов председательствующая замглавврача детской больницы поставила в дискуссии точку:

— Hy все, мы выслушали мнение Сергея Михайловича и его ответы на ваши вопросы, выслушали мнение лечащих врачей и других присутствующих, давайте послушаем рецензента.

Рецензент, дама солидного возраста, незнакомая Саблину, вышла на трибуну с тоненькой папочкой красного цвета в руках, достала из нее листочки с текстом и начала зачитывать рецензию, общий смысл которой сводился к тому, что здесь не было вирусной инфекции, а была, скорее всего, механическая асфиксия из-за того, что ребенка «приспали». Сергей на несколько секунд потерял дар речи, а когда пришел в себя, ткнул локтем в бок сидящего рядом Филимонова:

— Ты слышал? Это вообще что? Это как такое может быть? Или я сплю?

— Серега, ты что, вчера родился? — хмыкнул Виталий. — Ты что-нибудь видишь на этом свете, кроме окуляров своего микроскопа?