Шаги навстречу - Кевин Алан Милн

— Как бы там ни было, пошли в магазин. Я хочу свою шоколадку.

Я поспешно приглаживаю спереди футболку, прячу за ухо прядь волос, еще раз глубоко вздыхаю и натягиваю фальшивую уверенную улыбку на лицо.

— Вот и отлично. Но ты идешь первым.

— Прекрасно, и пойду. Есть хочется.

— Ты вернулся, — слышу я слова парня, когда входит Кейд. — А я уж было подумал, что ты просто шпионил за мной.

Еще один вздох — и я шагаю внутрь, переступая порог, встряхиваю головой.

На лице Тэннера удивление. Он тут же переводит взгляд на Кейда:

— А где твоя сестра?

— Энн осталась дома.

— Я тоже сестра Кейда, — между сердцебиениями выдавливаю я. Он ТАКОЙ красавчик! Когда он смотрит на меня, не могу сдержаться и глупо хихикаю.

— Вот как… — в голосе Тэннера звучит разочарование. — А она придет?

Разочарование? Оттого, что Энн не пришла? А знает ли он, какая она скучная? Я скрещиваю пальцы за спиной.

— По-моему, она хотела посмотреть телевизор.

Ложь во спасение не повредит. Верно?

— Вот как… А она привет не передавала?

— Нет. Она вообще о тебе не вспоминала. — По крайней мере, отчасти это правда. — А ты кто?

— Облом! — произносит он себе под нос и пожимает плечами. — Ой… меня зовут Тэннер. Чего-нибудь хотите, ребята?

Кейд за две секунды выбирает себе шоколадку. Я пять минут хожу кругами по магазину, время от времени спрашиваю мнение Тэннера о тех или других конфетах. В конце концов я выбираю, и мы уходим. Не то чтобы я хотела уйти, но задерживаться дольше было бы странно.

— И к чему все это? — спрашивает Кейд, как только мы оказываемся на улице. — Почему ты просто не сказала, что Энн не захотела идти гулять?

— Разве она не говорила, что он просто парень из кондитерской? Он совершенно ее не интересует.

— Да, но… Мне показалось, ты сказала, что, по-твоему, Энн считает, что он симпатичный?

— Неужели? Что ж, это не так, не волнуйся.

— Тебя больше не тревожит вопрос некрасивых детей?

— Что-что?

— Если он некрасивый, они могут полюбить друг друга, у них родятся страшные дети. Сама так сказала.

— Да, но… понимаешь… по-моему, волноваться нам не о чем. Он явно ей не подходит.

Кейд останавливается:

— Откуда ты знаешь? Вы ведь перебросились всего парой слов?

— К-с-ти, я очень хорошо разбираюсь в таких вещах.

— Тогда кому он подходит?

Я улыбаюсь, мысленно представляя себе Тэннера, и отвечаю:

— Мне. — Через долю секунды я прихожу в себя и замираю, сердито глядя на Кейда, как на заклятого врага. — Но если ты об этом кому-нибудь скажешь — я имею в виду, хоть одной живой душе, — пожалеешь. Зарубил себе на носу, пират?

— Это подло.

— Именно поэтому ты никому не расскажешь, куда мы ходили.

Когда мы возвращаемся домой, Кейд тут же летит наверх, в спальню. Я следую за ним в свою комнату, где на кровати с карандашом в руках лежит Энн.

Кейд смотрит то на Энн, то на меня, вероятно, решая, говорить ей или нет о Тэннере. Я одариваю его самым грозным взглядом и молюсь.

Энн присаживается на край постели:

— У вас, ребята, такой вид, как будто вы что-то затеяли.

— Нет, — поспешно возражаю я. — Так… прогулялись.

Она смотрит на меня подозрительно, потом поворачивается к брату:

— Кейд! Вы сделали что-то плохое?

— Не я, — тут же отвечает Кейд.

— И не я.

Энн пару раз переводит взгляд с меня на Кейда и обратно, потом опять ложится:

— А ладно! Мне все равно. Хватит с меня.

Ее слова застают меня врасплох.

— И что это означает?

Энн тыкает пальцем в верхнюю койку, проводит по одному из нарисованных чернилами сердечек. Секунду молчит, потом отвечает:

— Я просто… смотрела на эти сердца. Их сейчас семь. Сначала я хотела рисовать по одному сердцу каждый день, пока не получу новое сердце. Но чем больше раздумываю над этим, тем больше понимаю, что с таким же успехом могу считать дни перед смертью.

— Не говори так! — тут же возражает Кейд. — Энн, с твоим сердцем все будет хорошо. Оно будет биться, пока ты не получишь новое.

— Да ладно! Мне все равно.

— Я маме расскажу, что ты такое говоришь, — предупреждаю я сестру.

Она полуоборачивается ко мне:

— Мамы пока нет дома. И кроме того, что ты ей скажешь? Что у меня больное сердце? Давай, беги говори. Она, как никто другой, понимает возможные последствия.

— Значит, все это время ты просто старательно притворялась? А теперь сдаешься?

— Нет, я просто реально смотрю на жизнь. Я устала от того, что не могу просто жить. Я не хочу умирать и уж точно не сдаюсь, но я смирилась с тем, что моя жизнь, вполне вероятно, будет очень короткой — по крайней мере, короче, чем у большинства людей, поэтому мне нельзя бесцельно терять время. — Она замолкает. — Кроме того, никто из нас вечно жить не будет. Черт, может быть, это наш последний разговор — откуда нам знать? На наш дом прямо сейчас может упасть метеорит, и мы все сгорим.

— Это и называется — сдаться, — возражаю я. — Все расскажу маме.

Энн отворачивается и сухо смеется:

— Блин, а тебе какая разница? Ты уже пожелала мне смерти.

Неожиданно у меня самой бешено заколотилось сердце. Вдруг болезнь Энн заразна? Может быть, и я заболела? Неужели она действительно думает, что я желаю ее смерти?

На самом деле я и сама умру, если ее не станет. Неужели она этого не понимает? Неужели не видит, что я была вне себя, когда говорила эти слова? А как поступают все Беннетты, когда злятся? Говорят друг другу ужасные вещи, надеясь, что так им будет легче, хотя легче никогда не становится. Неужели она этого не понимает? Неужели не видит, как ссорятся родители? В конце концов, они только и делают, что ссорятся. Но я хочу сказать… она все равно моя сестра.

Не зная, что ответить, я выбегаю из комнаты.

— Мама! Ты уже вернулась? Энн говорит, что умрет!

Кейд

Энн опять всматривается в нарисованные ею сердца.

— Все умрут, — негромко шепчет она. — Так или иначе.

Целую минуту я просто стою, не зная, что делать.

Мне уйти? Может быть, нужно что-то сказать? Но что?

Наконец Энн встает и выходит из комнаты, сказав на прощание: