Охота на Минотавра - Николай Чадович

Однако и руки умывать ни в коем случае нельзя. Кем бы ни был Минотавр – врагом человечества или его спасителем, – он должен умереть. Динозавры, возможно, были милейшими созданиями, да вот только не могли ужиться с млекопитающими. Есть приговоры, которые выносятся на таком высоком уровне, что им не смеют перечить даже боги. Динозавров, говорят, убила комета. Палачом Минотавра история избрала меня. И тут уже ничего не попишешь.

Конечно, одолеть такое чудовище будет не просто. Это вам не тупоголовый Хродгейр Подкова. Силой его, конечно, не возьмешь, поэтому придется использовать другие качества человеческой натуры, весьма непопулярные у джентльменов. Что бы ни говорили упертые гуманисты, а на свете есть цели, оправдывающие любые средства. Пусть и немного, но есть. И слеза ребенка – не очень дорогая плата за спасение многих тысяч невинных душ.

Одно лишь успокаивает – моя победа есть свершившийся исторический факт, а значит, для сомнений не может быть и места. Сколько я ни провожусь с этим делом, в каких только веках не побываю, сколько шкур ни сменю – но своего добьюсь. Иного не дано.

Оба профессора, в общем-то, разделяли мою точку зрения на громадье грядущих проблем. Но если Котяра никогда не терял оптимизма, то Мордасов придерживался позиций умеренного пессимизма.

Особенно его беспокоил вопрос моей адаптации в столь далеко отстоящих от нас веках. Конечно, я во многом мог положиться на предка, в сознание которого вселюсь. Уж он-то должен знать, что почем в его мирке. Однако это преимущество теряет значение вне зоны обитания предка – степи, леса или морского побережья. Лягушка неминуемо пропадет в пустыне, а мартышка недолго протянет в тундре. Тут и разум не поможет.

А ведь скорее всего придется тащиться на остров Крит за тридевять земель. Без знания языков, не имея никакого представления о нравах окрестных народов… Затея самоубийственная. Как тут не посочувствовать Марко Поло или Афанасию Никитину.

Внимательно выслушав доводы Мордасова, я сказал:

– Так в чем же дело! Тащите сюда словари, справочники, монографии. Все, что касается того времени и тех стран. Буду изучать.

– К сожалению, достоверные сведения об интересующей нас эпохе весьма скудны, – ответил он. – И если, к примеру, мы довольно подробно изучили образ жизни древних египтян, то о микенских греках знаем очень мало. У них к тому времени даже общий язык не сложился. И тем не менее вам придется проштудировать все, что имеется сейчас в распоряжении современной эллинистики: архаическую мифологию, поэмы Гомера, песни аэдов и рапсодов, античные гимны. Параллельно нужно заняться историей Древнего Египта, Ассирии, Вавилона, Митании и Финикии.

– А польза от этого будет? – засомневался я, побуждаемый скорее ленью, чем прагматизмом.

– Не знаю, – пожал плечами Мордасов. – Но во вред это вам не пойдет.

– Теория – это хорошо, – с глубокомысленным видом кивнул Котяра. – Но вот вам один практический совет. Если проскочите мимо нужной эпохи и окажетесь, скажем, в двадцатом веке до нашей эры, старайтесь почаще совокупляться с гречанками, египтянками, илларийками, иберийками и вообще жительницами Средиземноморского бассейна. Умножайте своих потомков, которые впоследствии окажутся вашими предками. Возможно, при следующем визите в прошлое это обеспечит вам более точное попадание.

Мысль занятная, но спорная, – так прокомментировал эти слова Мордасов.

Короче говоря, подготовка к очередному «душеходству» (термин, на мой вкус, куда более удачный, чем маловразумительное «путешествие в ментальном пространстве») потребовала от меня таких интеллектуальных усилий, что я успел возненавидеть не только давно откинувшего копыта Минотавра, но и пребывающего в добром здравии Мордасова.

И откуда только в человеке берется столько занудства и въедливости? Нет, займусь я при случае его предками, обязательно займусь!

К тому времени, когда Котяра произнес долгожданное «Начнем благословись», я мог поименно назвать всех фараонов девятнадцатой династии, разбирался в тонкостях внешней политики хеттского царя Суппилулиума, умел по внешнему облику отличить фракийца от хуррита, через пень-колоду понимал критское линейное письмо, египетские иероглифы и вавилонскую клинопись, наизусть цитировал не только Гомера, но и Мусея с Линном, а кроме того, держал в своей дырявой башке множество иных премудростей, совершенно бесполезных для нормального человека.

Опять меня опутали десятками проводов, опять по экранам дисплеев поползли загадочные ломаные линии, опять за угловой столик уселась страховидная Марья Ильинична, на которую возлагалась обязанность вышибить душу из моего многострадального тела – но на сей раз не угрозой смерти, а воздействием боли.

Все зловещие пыточные инструменты, хорошо запомнившиеся мне с прошлого сеанса, ныне отсутствовали. Ножи, клещи и шприцы заменял небольшой пульт управления, провода которого терялись в хитросплетении многих других проводов, тянувшихся к моему телу наподобие щупальцев кровожадного спрута.

– Если вдруг промахнетесь очень сильно, то сразу возвращайтесь, – посоветовал мне Мордасов на прощание. – К чему зря тратить время.

– А это уж как мне самому захочется! – мстительно посулил я. – Честно сказать, профессор, вы так извели меня своими науками, что лучше я пару годочков отдохну среди дикарей. Желательно, еще не овладевших членораздельной речью.

Мордасов натянуто улыбнулся, давая понять, что оценил эту незамысловатую шутку, а затем уступил место у моего изголовья Котяре.

– Приготовьтесь, – сказал тот. – Сразу предупреждаю, что ощущения будут не из приятных. Но вы сами этого захотели. Марья Ильинична, приступайте.

Старая стерва, все это время пялившаяся на меня, как сова на мышонка, немедленно нажала кнопку на своем пульте. Не берусь утверждать категорически, но мне показалось, что сладострастная улыбка скривила ее бледные уста. Ух, чтоб тебя…

Конечно, я ожидал боли. Но не такой же!

Все мои нервы, причем не только живые, но и давно умершие, казалось, вспыхнули, словно бикфордовы шнуры – и это пламя отовсюду шибануло в мозг. Я ощутил себя по меньшей мере раком, которого живьем опустили в кипяток.

Да, уж если профессор Котяра берется за что-то, то делает это на славу. Молодец, ничего не скажешь! Только в следующий раз я в его лапы не дамся. Наверное, лучше угодить на завтрак к Минотавру. Меньше придется мучиться…

И кого, спрашивается, надо винить в том, что под воздействием тисков нестерпимой боли из моего тела изверглась не только душа, но и некоторая толика желудочных газов? Впрочем, это, в общем-то, досадное происшествие можно было расценить как последний привет, посланный миру живых из разверзающейся бездны мира теней…

Возможно, когда-нибудь я научусь спускаться по лестнице поколений легким и непринужденным шагом, по собственному усмотрению заворачивая в одни коридоры жизни, любезные моей душе, и сторонясь других, в которых эта душа только зря растрачивается.