Два полюса - Вера Окишева

- Просто время закончилось, - в первый раз я ответила дяде за эти три дня. - Его призвали домой.

Родственник выдохнул с облегчением и потрепал по плечу. Я понимала, что он беспокоится обо мне. Но боль утраты зияла открытой раной на сердце. Шейх для меня был всем, он был смыслом моей жизни.

- Да, я видел, как его призвали. И тебе неплохо бы было это увидеть, - решил задеть меня за живое дядя Майкл, но провокация не удалась. Я даже не отреагировала, продолжала равнодушно лежать, рассматривая родное и любимое лицо, так похожее на материнское. - У него тогда все из рук выпало, когда старшие кесши прибыли за ним прямо на совет. И сказали ему, что пора отцепиться от якоря и стать прежним. Мне его жалко было в тот миг. Никогда не видел его таким растерянным.

- Он и отцепился от якоря, от одной его большой необходимости, - тихо ответила, и слезы вновь полились из глаз. Сердце тоскливо сжалось. Почему-то вспомнилось, как он ласково называл меня любимой. Его нежные прикосновения, которые рождали во мне ответные чувства.

- От тебя, что ли? – очень насмешливо получилось у дяди.

Я сумела лишь кивнуть. Родственник сокрушенно покачал головой, обтирая бумажными салфетками мои щеки. Он недовольно рассматривал меня, прежде чем не менее зло спросить:

- И ты позволила ему это сделать? Разве ты не любишь его?

Я очень удивилась неодобрению, которое сквозило в голосе дяди. Стало вдруг обидно за себя. Зачем он задал этот вопрос. Неужели по мне и так невидно, что я жить не могла без него. Что дышать было невмоготу, когда он не рядом.

- Люблю, - твердо ответила, отворачиваясь от родственника.

Он расстраивал меня своим сомнением.

- Тогда я не понимаю тебя, Салли, - устало вздохнул дядя, разворачивая меня к себе лицом. - За любовь борются, а ты? Опять превратилась в молчаливую безвольную куклу. Я был рад, когда появился в твоей жизни Шейхник, ты стала сильной и решительной. Я гордился тобой, детка. Не знаю, что он тебе сказал, наверное, оскорбил, раз все у вас так обернулось. Борись, Салли.

Я лишь громче стала всхлипывать. Бороться надо за того, кто тебя ждет. А если ты не нужна, то смысл в этой борьбе? Зачем приносить боль тому, кто не хочет быть с тобой.

- Знаешь, почему отец к тебе так относится? – решил сменить тему дядя, но выбрал еще более неудачную, чем разговоры о Шейхе.

- Знаю, - тихо ответила и попыталась отвернуться. Но дядя не дал. Навис надо мной, заставляя смотреть ему в глаза.

- Нет, Салли не знаешь, - стальные нотки в голосе родственника пугали своей решительностью. - Он не боролся. Он сдался, позволяя моей сестре делать, как она сочтёт нужным. Он знал, что беременность ей противопоказана, и роды ее убьют, и не боролся. Он за это не может себя простить. Видит тебя и понимает, что мог настоять, мог надавить, упросить или заставить, но не стал. Просто сдался и наблюдал, как она радовалась всю беременность. Видел, как силы уходят из нее. Это было его решение. Но ты живое свидетельство его слабости. Бороться надо было до конца. Я не смог ее переубедит не рожать. До самой последней секунды ее жизни был рядом и боролся за ее жизнь. Это страшно, Салли, когда родной любимый человек умирает у тебя на руках, но я счастлив. Я видел ее последний взгляд на тебя. В нем было столько жизни и любви. Она умерла, переполненная радостью и счастьем, что смогла дать тебе жизнь. Тогда я понял, что все не зря. Поэтому я не оставил работу, хотя мог. Я продолжаю бороться за жизнь людей. И ты не сдавайся, детка. Моя сестра была очень сильной духовно, и это есть в тебе. Борись.

Слова дяди, словно раскаленные спицы, вонзались в сердце, бередя старые раны.

- За что бороться? – тихо задала вопрос дяде, желая услышать ответ. - Я не нужна ему.

Родственник усмехнулся и жестко спросил:

- А он тебе?

Как же тяжело мне давались ответы на, казалось бы, простые вопросы. Боль снедала душу. Рыдания вновь сдавливали горло, мешая говорить.

- Нужен. Но навязываться я не хочу.

- Тогда покажи ему, во что он превратил тебя! – продолжал настаивать на своем дядя Майкл. - Вспомни, как чувствовала себя ты, когда он был рядом и покажи ему, что все не зря. Пусть он будет спокоен, что с тобой все хорошо. Я уверен, он о тебе беспокоится, по-своему. Лацерты все же не люди. Но я видел его отношение к тебе. Он любит тебя, Салли. И ты должна ему быть благодарна за эту любовь.

Прикрыв глаза руками, стерла слезы, кивнула в ответ:

- Я благодарна.

Скептический взгляд разбил мои надежды поскорее отделаться от дяди. Он не собирался так просто сдаваться, он решил непременно довести меня, окончательно добить:

- Вовсе нет. Посмотри на себя, во что ты превратилась. Нос распух от слез, глаза все выплакала. Некрасивая ты, детка. Вставай, умывайся, и пойдем, поработаем. Дам тебе работу сложную, так чтобы забыла о себе и перестала жалеть. Понимаю, что у каждого из вас своя жизнь, но за любовь надо бороться.

Встав с кровати, он откинул одеяло, протянул руку. Я не стала заставлять себя ждать. Лежать мне и самой надоело. Он прав, надо забыться работой. Уйти в нее с головой и все пройдет. Время лечит. Оно способно излечить любые раны, даже сердечные.

- Спасибо, дядя, - искреннее поблагодарила родственника, единственного человека, который продолжал любить меня, несмотря ни на что.

- Тебе спасибо, детка. После смерти сестры, ты все, что у меня осталось от семьи, - тихо произнес дядя Майкл, прижимая меня к своей груди, стоило мне подняться с кровати.

Мы постояли немного, согревая друг друга в объятиях, прежде чем я решила отплатить ему за оскорбления.

- Ты сам не хочешь сближаться ни с кем, - напомнила ему последний раз, когда он отказался от свидания с ассистенткой – красавицей-блондинкой, которая души в нем не чаяла, ходила за ним по пятам. А он… Отказал ей в такой резкой форме, что девушка уволилась с работы, только чтобы не встречаться больше с ним.

- Это у нас с тобой семейное. И ты как никто иной должна меня понять, почему я этого не делаю, - услышала я веселье в голосе родственника.

- Знаю, - кивнула и отстранилась, чтобы на безопасном расстоянии произнести: - Потому что трус.

Затем я, не дожидаясь расплаты, вскочила на кровать и оказалась у самого выхода из спальни.

Дядя с отрытым от возмущения ртом выглядел очень комично. Он даже не сразу нашелся что ответить.

- Что? – выкрикнул он, негодующе воззрившись на меня. - Да как ты посмела меня обозвать?

Я проказливо рассмеялась.

- Трус, дядя, трус. Мы же родственники. Я тоже трусиха, как и ты.

Дядя Майкл рассмеялся, легко и непринужденно. Подошел ко мне и обнял, тихо шепча:

- Детка, как же я рад, что ты есть у меня.

***

Попрощавшись с Эдмундом, с облегчением выдохнула, стоило двери закрыться за ним.