Арабская кровь - Таня Валько

– Imszi barra[39], ты, глупая коза! – парень кричит ей просто в ухо. – Barra hnek![40]

– Szinu?[41]

Молодой человек улыбается краем губ, спокойно наклоняется, хватает за один угол циновки. Аббас, догадавшись о его замысле, – за второй, и они медленно тянут ее к себе. Удивленная грубиянка вначале переступает с ноги на ногу, но через минуту утрачивает равновесие и с криками и причитаниями приземляется на песок. К семье молодой грубиянки, которая грозно хмурится и начинает выкрикивать проклятия, потрясая при этом кулаками, подключилась группа из десяти несимпатичного вида подростков. Они бегут к ним, размахивая бейсбольными битами и поднимая по дороге камни. Это хулиганье только ищет предлог для ссоры, чтобы не было скучно на пляже. Приезжим не до смеха.

– Я Рашид, младший сын твоей тети. – Молодой человек отряхивает руку, представляясь Марысе. – Лучше отсюда смыться. Эз-Завия и окрестности всегда были опасны, я не знаю, что мать находит в этом месте.

Муаид возвращается с парковки и, видя, насколько опасна ситуация, кричит оставшимся на пляже членам семьи:

– В машину, скорее!

– Невин, убегай! Быстро! – подгоняет он дочку.

Худой и невысокий двоюродный брат несет в руке небольшую дорожную сумку. Не ожидая, пока хулиганы, которые только и ждут случая, чтобы кого-то избить, приступят к делу, он одним движением вытаскивает небольшой удобный автомат Калашникова и выпускает очередь в воздух. Все на пляже задерживают дыхание.

– Извинимся, да? – спрашивает он, наклоняясь над остолбеневшей девахой, осевшей на песок, как мешок с картошкой.

Сейчас у нахалки глаза вылезают из орбит.

– Ну? – торопит он, пиная ее туфлей в толстый зад.

– Afłan, ja ustaz, ja’ani afłan?[42] – едва выдавливает из себя грубиянка, писая при этом от страха в трусы.

– Муаид, я не буду любопытствовать по поводу того, откуда у тебя такие красивые игрушки, но разве это разрешено и безопасно? – спрашивает Аббас с издевкой, когда они, удобно развалившись в плетеных креслах, наслаждались тишиной и спокойствием их с Хадиджой сада. – А если бы у кого-нибудь из них тоже было оружие? Разгорелась бы война, – добавил он с осуждением.

– Поспешили, – признается Хадиджа. – Дали волю нервам из-за какой-то глупой гусыни. – Ваш выпад был чрезвычайно глупым!

Наджля осуждающе смотрит на семью мужа и нежно обнимает маленькую дочь, которая сидит у нее на коленях, измученная днем, проведенным на свежем воздухе.

– С нами были маленькие дети, больная женщина и две иностранки, а вы рисковали их безопасностью из-за глупой ссоры с деревенщиной. Эх вы, ливийцы! – с презрением произносит Наджля.

– У нас нельзя даже немного поссориться: это сразу может грозить смертью или травмой, – шутит Муаид. – Ты права, мы, ливийцы, неисправимы.

По-прежнему веселый, он не относится серьезно к словам женщины.

– Такая вы нация! Живете себе тут в постоянной смертельной опасности. Даже выезд на пляж, который должен быть приятным и расслабляющим, у вас рискованный.

Наджля встает и идет к машине, а все опускают глаза, не желая вмешиваться в ссору с женой родственника.

– Если у вас вспыхнет революция, то камня на камне не останется! Вырежете друг друга, как баранов!

– Ты считаешь, что мы такие примитивные?! – Муаид выпрямляется, разнервничавшись. – Так зачем ты за меня вышла замуж, а? Я – сын этого дикого народа!

– Каждый может совершить ошибку, правда, Дорота? – обращается вдруг Наджля к блондинке, вспоминая ее тяжелую жизнь с членом семьи Салими.

Но Дорота не отвечает, ей очень хочется вернуться домой. Марыся, поджав губы, смотрит на мать.

– Послушайте, давайте успокоимся, а то полностью испортим день.

Рашид подходит к смущенным хозяевам и неловко чувствующим себя гостям.

– Я хочу поездить на лошадках, кто со мной?

Вся детвора вместе с Навин двинулась за родственником.

– Идете со мной? Вы еще ничего не видели, – обращается он к Марысе и Дороте.

– Я присоединюсь к вам. – Хадиджа еще что-то поправила на столе, переложила салаты и пошла за ними.

– Неприятная ситуация и неудачная вылазка, извините, – грустно говорит она женщинам. – А могло бы быть так красиво… Мы не всегда грыземся, как какие-то дикари.

– Ну конечно, не волнуйся, – утешает ее Дорота. – Так получается, когда слишком стараешься.

– Видели, какой красивый сын у меня вырос? – Гордая мать показывает на красавца, который быстро подводит к дощатому забору небольшую лошадку. – И хочет поддерживать со мной отношения, как и его брат Мохамед. Отец не может уже заморочить им голову. Самый младший, Ибрагим, к сожалению, вылитый папочка. Появляется у нас эпизодически и под нажимом. Еще маленьким мальчиком, когда мы развелись, он верил каждому слову моего бывшего и ложь в мой адрес принимал за чистую монету. Что ж, жаль. Но нужно радоваться тому, что имеем, а у меня и в самом деле много всего. Признаться, я уже и не надеялась, что Аллах даст мне столько счастья.

Верующая Хадиджа кладет руку на сердце.

– Сейчас мой первенец должен приехать с женой, им нужно только заскочить к теще, чтобы оставить у нее своего маленького наследника. Тоже хотят побыть хоть минутку в покое. Знаете, что я уже бабушка?! – говорит она радостно.

– Ummi, ummi, szuf![43] – кричит восьмилетний сынок Хадиджи Асир, усевшись на собственную лошадку.

– У меня такие бутузы, – вздыхает она, – Бог смотрит на меня ласково и награждает за ад, который я пережила в молодости.

– У меня тоже иногда создается такое же впечатление. – Дорота обнимает бывшую невестку и кладет голову ей на плечо. – У меня сейчас чудесная семья, а для полноты счастья Бог помог мне найти Марысю.

– Где так хорошо выучила арабский? Ты никогда бегло не разговаривала.

– В Саудовской Аравии ходила на курсы литературного языка, но основы получила, будучи почти два года в Ал-Авайнат, в Сахаре. Я говорила только по-ливийски. Ахмед устроил мне эту ссылку.

– Какой ужасный тип мой братишка! Малика тоже приложила к этому руку, пытаясь замять это дело.