Твоя очередь умереть - Кирилл Казанцев

— Давай уж до кучи, Максим — вторая паршивая новость, — проворчал Ильич. — Пока ты, как последний эгоист, надирался в баре, а эти двое бегали «за хлебушком», пришло известие. На свалке в Фиоленсии найден труп Лазаренко со следами пыток. Не пришлось человеку умереть своей смертью. Его пытали, и, разумеется, он все рассказал — хотя бы ради избавления от боли. Теперь ментам известно про меня. Под ударом все мои знакомые. Мне жаль, Максим, но получать информацию мы пока не сможем. Я не могу подставлять людей.

— Мне тоже жаль, Ильич, — вздохнул Максим. — Ну что ж, самое время объявить каникулы. И конкурс идей — как жить дальше…

«Четыре года рыскал в море наш корсар…» — хрипел в наушниках Владимир Семенович. Максим с пробуксовкой выбирался из «коматозного» состояния. Уснул в наушниках, и всю ночь плеер крутил одну и ту же песню! Какие четыре года! Неделя в открытом море, и он уже готов на стену лезть! Он валялся на кровати в отдельной каюте, вокруг царил жуткий бедлам. Он еле поднялся, раздираемый похмельем. Наступил на пустую бутылку из-под рома, она куда-то поехала, и Максим практически уселся на шпагат! Боль и отвращение к жизни были неописуемыми. Он доволокся до иллюминатора, мрачно уставился на разгорающийся солнечный день. Снова это проклятое, глубокое, необычайно синее море…

Уже неделю «Пенелопа» никуда не плыла. Пираты экономили горючее. Запасы пресной воды давно иссякли, пришлось включить установку для опреснения. Еды пока хватало. Судя по координатам, они находились в центральной части Черного моря — между Крымом и северным побережьем Турции. Временами возникали какие-то суда, но «Пенелопа» их не трогала, и они «Пенелопу» — тоже. Судно дрейфовало, двое суток простояло на якоре у безымянного каменного островка. Угрюмый бился с системой водяного охлаждения, частично перебрал двигатель, который зацепила шальная пуля. «Лучше отремонтировать, — пояснил он. — Иначе скорость будет узлов 18, и где-нибудь мы этот движок окончательно посадим». Вчера утром проводились испытания — «пусконаладочные работы», как окрестил их Ильич, — все работало нормально, но Угрюмому что-то не понравилось, и вновь он целый день просидел в машинном отделении, а пираты таскали ему еду и прохладительные напитки. Люди изнывали от безделья. Особое уныние вызывал вопрос: заработали кучу денег, а потратить их не можем! Отдельным товарищам это безделье, впрочем, нравилось. Весь день, сползая в депрессию, Максим сновал по надоевшей яхте, крысился на всех подряд. Сестра его практически не замечала, ей нравилось общаться с Фаткиным. Они постоянно пропадали в каком-нибудь закутке. Фаткин расцвел, распрямился скрюченный позвоночник. Он взялся за гантели, и это всех добило. Изменилась Светка — не пила, похорошела, научилась улыбаться! Бобышка с Макаром теперь не разлучались, оба виновато улыбались и при первой же возможности старались уединиться. Однажды Коляша подслушал, о чем они «говорят» в каюте, и сделался красным, как китайский флаг. Ильич добыл где-то спиннинг, удил на корме, но ни разу ничего не поймал — кроме Коляши, плавающего вокруг него челноком. Коляша возмущался — это были первые и последние в его жизни позолоченные трусы, зачем их было рвать? Угрюмый, вылезая из машинного отделения, звонил своей «постоянной» Юльке (после чего выбрасывал в море очередной смартфон) и, судя по задумчивой физиономии, уже выстраивал планы на будущее. Все эти зарисовки раздражали Максима. Тоска превращалась в депрессию. Он слонялся мрачной тучей по судну, все валилось из рук. В глубине души он был рад, что люди обретают свое счастье, но что-то мешало выплеснуть эту радость…

Ближе к ночи он начал пить. И вновь сжимал череп извечный русский вопрос: что делать? Распустить команду? Пусть самостоятельно решают свои проблемы? А самому сдаться? Раньше сядешь — раньше выйдешь? Их поймают, и просто странная удача, что не поймали до сих пор. Не поймают свои — поймают чужие, турки, украинцы, болгары, и сдадут россиянам за милую душу. Что им с этих пиратов? Он много думал и поглощал виски. Потом мозги потекли, он крошил точечными ударами зеркала, разбрасывал по полу какие-то тряпки, матерился на всю яхту. Запустил бутылку в зеркальный бар (уцелела только бутылка) и был горд за свою меткость. Кровавых следов среди осколков не было — значит, он уже не блуждал, сразу уснул, не забыв предварительно надеть наушники и врубить Владимира Семеновича…

Он с ужасом смотрел на свое творчество, потом вооружился щеткой из санузла, смел в угол осколки. Что-то было не так — мрак похмелья не мог это заглушить. Он поднял голову, прислушался. В кают-компании было тихо. В иллюминаторе — надоевшая морская тематика. Тот же воздух и та же вода… Но что-то определенно было не так. В этой жизни постоянно что-то не так… Он предпочел не заморачиваться раньше времени, сполоснул лицо, почистил зубы — и поволокся в кают-компанию.

Вся команда находилась там, и все на него смотрели. Голова разрывалась на куски, зрение бастовало. Он навел фокус, насчитал восемь голов — стало быть, все в сборе — пробормотал:

— Надеюсь, это не переворот… — И побрел к ближайшему бару. Он припал к минералке, как к живительному источнику, стало легче, прояснилась голова. Люди за спиной продолжали безмолвствовать. Минуточку — что-то стукнуло по темечку, — а почему, собственно, восемь? Восьмой — это ТЫ!

Он резко повернулся. Проблемы с математикой для первого класса? Люди в креслах и на банкетках сделались четче, понятнее. Угрюмый исподтишка ухмылялся. Фаткин нагло обнимал его Светку, а та цвела и улыбалась. Макар и Бобышка изучали этикетку на банке орешков с васаби. Коляша зевал, Ильич ему в этом усердно помогал. Был еще кто-то, в уголке на диване. Максим опасливо приблизился… и застыл с перекошенным лицом.

На диване сидела девушка — отчаянно юная (во всяком случае, сначала так показалось), с большими карими глазами. Темные волосы, короткая прическа до плеч, мальчишеская челка, вполне сформировавшаяся фигура… Он закрыл глаза, потом открыл, но увидел все то же. Плюс симметричные ямочки на щечках и забавно вздернутая верхняя губа. На девушке был темно-серый джинсовый костюм и голубая футболка. Она внимательно смотрела ему в глаза. Максим почувствовал себя как-то нелепо. Под ребрами онемело, и что-то неопознанное мурашками побежало по телу. Девушка старалась сдерживать волнение. Но тонкие пальчики спорадически подрагивали, дергалось веко.

— Я сплю? — сглотнув, спросил Максим.

— Приятного аппетита, — буркнула Бобышка.

— Что это?

— Это не белочка, — сказал Угрюмый во избежание недоразумений. — Хотя ты так вчера нажрался…

— Я не белочка, — вздохнула девушка, у нее был приятный голос и немного нерусское произношение. — Меня зовут Рита…

— Согласись, хороша? — сказал Угрюмый. Соглашаться было нечем — окаменение освоило грудь и осадило горло. «Какое красивое имя», — подумал Максим.

— И вы здесь… — Он откашлялся, выпрямил плечи и нахмурил брови.

— В заложниках у сомалийских пиратов, — сказала девушка.

— Мы такого не говорили, — встрепенулся Макар. — Мы сказали, что мы страшнее сомалийских пиратов. Такие страшные, что даже сатанисты в страхе разбегаются.