Ей прописали смерть - Юлия Алейникова

Прозвучало обещание угрожающе.

Но все же, размышляла про себя Катя, что им дала эта поездка? Разговор с Леной тоже никакой ясности в дело не внес. Было по-прежнему непонятно, что же все-таки стряслось с девушкой – попытка убийства или несчастный случай. И поскольку Катя уже привыкла полагаться на суждения Амалии, то к ней и обратилась за разъяснением.

– А что все же с Леной случилось, ее тоже убить хотели?

– Знаешь, Плотникова, я думаю, мы сейчас поедем домой, я запру тебя в комнате, и ты будешь вспоминать, почему тебя убить хотят. И пока не вспомнишь, из комнаты не выйдешь. А с остальными вопросами я сама разберусь. Ясно? – сердито бросила Амалия.

Катя хотела было возразить, но, взглянув в лицо подруги, передумала и спрашивать ни о чем больше не стала. Амалия была явно не в духе и, как показалось Кате, первый раз за время расследования не знала, что делать дальше. А признаться в своей некомпетентности для Амалии было делом немыслимым.

– Ну, что, Володя? Есть новости? – спросил Капустин своего младшего коллегу, когда тот ввалился в кабинет, издавая запах свежей сдобы. – О! Снова круассаны?

– Нет. Пирожки с капустой и сосиски в тесте, – отрапортовал лейтенант Сидоров, вынимая из-за пазухи бумажный пакет.

– Тоже пойдет. У меня чайник только что закипел! – потянулся за чашками майор Капустин и, проявляя завидную хозяйственную сметку, быстренько сервировал стол, накрыв его не первой свежести полотенцем, расставив чашки, блюдца и высыпав на стол одноразовые пакетики сахара, позаимствованные ими с Сидоровым в различных общепитовских заведениях.

– Круассаны были несвежие, – объяснил Володя, вытряхивая из своей чашки хлопья пепла и присаживаясь за стол. – Как дела с Бойковым?

– Пока никак. Прямых связей с фармакологией не обнаружено. Ни приятелей, ни знакомых у него там нет. Но, как ты понимаешь, это ничего не значит. Парень он амбициозный, иногородний, ипотеку в банке в начале года оформил. А значит, остро нуждается в средствах. Так что будем работать. А у тебя что?

– Да ничего особенного. Остеопат этот, Вютрих, к фармакологии отношения на первый взгляд не имеет. Даже никакие препараты пациентам не назначает. Из хорошей семьи, папа военный, мама искусствовед, смазливый, воспитанный, пациентки его обожают. Этакий дамский угодник. К нему на прием так просто не попасть. Все на полгода расписано. Дамочки, которые к нему ездят, сплошь состоятельные, на дорогих тачках, при солидных мужьях. Но, насколько мне удалось выяснить, он с пациентками романов не крутит, а вроде как собирается жениться на владелице клиники, в которой работает. Я ее сегодня видел. Эффектная дамочка. Так что брак принесет ему и статус и деньги.

– А второй?

– Готлиб? Тоже на первый взгляд в шоколаде. Тридцать шесть лет. Окончил магистратуру за границей. Кажется, в Германии. Потом стажировался в Австрии, заведует отделением в частной клинике.

– За границей, говоришь? – Капустин задумчиво облизал чайную ложечку.

– Да. Но в Германии, а не во Франции, – не разделил его оптимизма Володя. – Не женат. Квартира трехкомнатная на Московском, машина «Мерседес». Новая. Есть невеста. Кто, неизвестно, потому как от всех скрывает, средний медицинский персонал считает, что дочь какой-то шишки. Сам подтянутый, холеный, этакий образец современного преуспевающего бизнесмена, – с некоторым отвращением проговорил Володя, глядя на свое неказистое отражение в дверце шкафа. – Никаких контактов с фармацевтическим производством клиника не имеет. Кроме договоров о поставке медицинского материала и лекарственных средств – в основном анестезия и еще что-то для операций. Вот у меня список. Но поставщики хоть и наши, а лекарства в основном зарубежные, – продолжал рассказ Володя, переходя от сосисок к пирожкам с капустой. – Сам Готлиб отношения к закупке медикаментов и материала не имеет, но проверить, безусловно, стоит. Это все.

– Не густо, – покивал майор, стряхивая крошки с пиджака. – Ты уже решил, с кем завтра на вечер пойдешь?

– Вечер? – Володя приподнял брови, силясь понять, о чем идет речь.

– Балда! Новый год на носу, ты забыл, что завтра у нас банкет в семь вечера с застольем, артистами и танцами?

– О каком банкете я могу помнить? – буркнул Володя, мечтавший не о банкете, а о крепком здоровом сне. После ночной беготни по моргам он целый день клевал носом от усталости, а по пути на работу заснул в метро и едва не проехал свою остановку. – И вообще, не пойду я туда, лучше высплюсь.

– Ну, это ты, голубчик, брось. Полковник Яценко строго велел: «весь состав обязан быть, включая больных и раненых». Будет на входе пофамильно проверять. И особо напирал на женское сопровождение, чтобы как в прошлом году не было.

– А что было в прошлом году? – полюбопытствовал новобранец Сидоров.

– Да ничего хорошего. Напились к середине вечера до безобразного состояния, и всего делов. А женское общество, по мнению начальства, облагораживает.

– Не с кем мне облагораживаться, – сыто отвалился в рабочем кресле Володя, поглаживая живот и размышляя через сколько лет такого питания его стройный подтянутый торс превратится в оплывшую, как у Капустина, грушу. И с грустью пришел к выводу, что на этот процесс хватит и года.

Капустин решил, что засиживаться допоздна накануне праздника вредно, надо выспаться, и потому Володя оказался дома в рекордно раннее время. В семь вечера. И хотя он накануне не выспался, а заброшенные в желудок домашние котлеты с отварной картошкой и солеными огурцами навевали дремотное умиротворение, заснуть Володя не смог, а покрутившись на диване, вдруг вспомнил о предстоящем завтра мероприятии и, взяв со стола телефон, набрал Катин номер.

Катя сидела в маленькой, почти крошечной комнате Амалии и смотрела в окно. Больше делать было нечего. Амалия действительно, как и обещала, по возвращении домой заперла подругу в своей комнате. Отобрала у нее телефон и ноутбук, телевизора тут и так не было. Многочисленные справочники и учебники по юриспруденции заинтересовать Катю не смогли, а другой литературы в комнате не имелось. А потому она сидела за столом и смотрела в окно на падающие снежинки. Снежинки были огромные, скорее это были даже не они, а большие снежные хлопья. Небо от снега было не темное, а жемчужно-серое, точнее неба было не видно вовсе, а только плотный рой снежинок, разлетавшийся по всему миру из некоего бездонного рога изобилия. Катя зачарованно следила за этим бесконечным хороводом, мысли текли медленно, словно густой сироп. Красиво. И очень холодно. Делать ничего не хочется. Деньги на карточке кончаются. А она мечтала летом поехать на море. Море. Катя протяжно вздохнула, без горечи, лишь с тихой светлой грустью. А ведь кто-то сейчас нежится на песочке, лежит на мелководье, и прозрачные теплые волны набегают на этих счастливцев и откатываются назад, щекоча и дразня, словно расшалившиеся котята. Кате виделось чье-то загорелое тело в купальнике. Вика, улыбнулась Катя, узнав в лежащей на песочке барышне свою подругу. Конечно, Вика, словно в полудреме подумала Катя, она же сейчас в Таиланде. Везет же некоторым: и худые они от природы, и в Таиланд их по горящим путевкам на отдых отправляют. А ты худеешь в какой-то дыре под Петербургом, а потом за тобой еще и убийца охотится, вяло размышляла о превратностях судьбы Катя, положив руки на стол и опустив на них голову.