Рыцарь теней - Роджер Желязны

Что сегодня? Весь день рубить стену хрустального грота? Иливновь явится Ясра и попытается меня прикончить?

Что-то не так. Произошла чертова уйма событий с участиемЮрта и Корал, Люка и Мандора, и даже Джулии. Неужели все эго мне приснилось?

Паника накатила и прошла, сознание окончательно пробудилось,а с ним вернулись и воспоминания. Я зевнул. Все снова было прекрасно.

Я потянулся. Сел. Протер глаза.

Да, я действительно в хрустальной пещере. Нет, все, чтослучилось с тех пор, как Люк меня сюда заточил, — не сон. Я вернулсядобровольно, потому что: а) здесь можно хорошенько отоспаться за ничтожное поамберскому счету время; б) потому что тут никто не достанет меня по Козырю, ив) вполне вероятно, что даже Путь и Логрус не могут сюда проникнуть.

Я откинул с лица волосы, встал и пошел в сортир. Правильно япридумал, что велел Призраку перенести меня сюда сразу после разговора сДворкином. Я проспал не меньше двенадцати часов — крепко, без сновидений, лучшене бывает. Я осушил полную бутылку волы, остатками плеснул в лицо.

Одевшись и спрятав постель в кладовую, я вышел в прихожую истал под отверстием в потолке. Оттуда лился дневной свет. Я и сейчас помнилслова Люка в день, когда он меня здесь заточил, и я узнал, что мы с ним в родстве.

Я вытащил из-под рубахи Камень Правосудия, поднял него,взглянул на просвет. Никаких картинок.

Ну и хорошо. Мне лишние помехи ни к чему.

Я сел по-турецки, продолжая смотреть на Камень. Самое времяпокончить с этим раз и навсегда, покуда я бодр и полон сил. Как и советовалДворкин, я стал отыскивать в рубиновой глубине Образ.

Через какое-то время он начал проступать. Не так, как еслибы я его вообразил, но то и не была тренировка воображения. Контуры обреталичеткость. Казалось, они не возникают, а были там все время, а я только сейчаспригляделся. Вероятно, так оно и обстояло на самом деле.

Я набрал полную грудь воздуха, выдохнул, позволилизображению померкнуть, потом повторил все с самого начала. Теперь явнимательно изучал рисунок линий. Отец рассказывал, как настраиваются наКамень, но я многое позабыл. Когда я сказал об этом Дворкину, тот велел небеспокоиться — дескать, различишь в Камне трехмерное подобие Пути, отыщешьточку входа и пройдешь насквозь. На дальнейшие мои подробные расспросы он толькохихикнул и еще раз велел не беспокоиться.

Ну и ладно.

Я медленно повернул Камень, приблизил его к глазам. Внезапносправа открылся небольшой разрыв. Я сфокусировался на нем, и отверстие как быринулось на меня.

Я вошел и оказался внутри самоцвета. Больше всего этопоходило на американские горки. Я то летел вдоль извилистых линий, чувствуяпереходящее в тошноту головокружение, то усилием воли сокрушал рубиновыепреграды, карабкался, падал, скользил или протискивался вперед. Я почти забылпро руку с цепью, про свое тело — о нем напоминал лишь заливающий глаза пот.

Не знаю, как долго я подстраивался в лад Камню Правосудия,высочайшей октаве Образа. По словам Дворкина, Образ хотел уничтожить меня сразупо завершении странного приключения. Он сказал, это не только и не столькоиз-за моей грубости, но в подробности входить отказался — это-де повлияет намой возможный дальнейший выбор, который следует сделать свободно. Бред собачий,хотя в остальном Дворкин поражал своим здравомыслием, вопреки всему, что гласято нем предание и молва.

Мой рассудок блуждал в багровом нутре Камня. Участки Образа,которые я прошел и которые мне предстояло пройти, змеились слепящими молниями.Я был уверен: сейчас мой рассудок врежется в невидимую Вуаль и разобьетсявдребезги. Меня несло неостановимо, все быстрей и быстрей. Я знал: из Камня нетвыхода, пока не пройдешь его до конца.

Дворкин считал, что от Образа, когда я вернулся проверить,кто там по нему идет, меня спас Камень. Однако оставить его при себе надолго —тоже гибельно. Дворкин посоветовал настроиться на Камень — как отец иРэндом, — а потом вернуть его на место. Тогда во мне останется отпечатокболее высокого порядка, который защитит от Образа не хуже самого Камня. Споритьс человеком, который предположительно создал Образ с помощью Камня, неприходилось. Я согласился. Только я слишком устал, чтобы сразу последоватьсовету. Вот почему я велел Призраку вернуть меня в хрустальное убежище, гдеможно хорошенько выспаться.

А теперь, теперь… я плыл. Я кружился. Иногда я застревал.Тело мое было снаружи, но Вуали не стали от этого более проницаемыми. Послекаждой я чувствовал себя выжатым, словно пробежал милю с олимпийскимрезультатом. На одном уровне я сознавал, что держу в руке Камень, в которомпрохожу посвящение, на другом — чувствовал, как колотится мое сердце, натретьем — припоминал отрывки из лекции по антропологии, читанной нам ДжоанГалифакс многие годы назад. Пространство вращалось, как «Гейзер Пик» урожая1985 года в бокале — а кто сидел тогда напротив меня? Неважно… Вверх, назад,вспять. Кроваво-алый прилив ослабевал.

В моей душе запечатлелся образ. Вначале было слово — мне непроизнесть… Ярче, ярче. Быстрее, быстрее. Меня несет к рубиновой стене, ударяетсо всего размаху… Ну что же, Шопенгауэр, померяемся волей, чья возьмет. Прошлигод или два, и вдруг преграда исчезла. Меня влекло, меня несло в сияниевзорвавшейся звезды. Алое, алое, алое, и я в нем, как моя «Звезднаявспышка», — лечу, расправив паруса, к цели…

Я рухнул на пол. Я находился в сознании, но при этом в оченьстранном состоянии души. То был гипноз, из которого я мог выйти когда и кудаугодно. Но зачем? На мою долю редко перепадала такая порция эйфории. Ячувствовал, что заслужил ее. и потому парил прямо здесь долгое-долгое время.

Когда эйфория спала до того уровня, когда уже не жалко былос ней расстаться, я поднялся, пошатываясь, по стеночке дошел до кладовой ивыпил еще воды. Есть хотелось зверски, но консервы и замороженные продукты меняне прельщали, тем более что так просто было добраться до чего-нибудьсвеженького.

Итак, совет Дворкина исполнен. Жаль, что я отвернулсяраньше, чем вспомнил длинный перечень вопросов, которые хотел задать. Когда яповернулся обратно, Дворкин уже исчез.

Я выбрался из пещеры и встал на голубом бугре, в которомпомещался единственный известный мне вход. Стояло свежее, солнечное весеннееутро, на западе плыли редкие белые облачка. Я глубоко и с удовольствиемвдохнул. Потом нагнулся и завалил вход синим валуном. Не хватало только вследующий раз обнаружить в своем убежище хищника.

Я снял Самоцвет, повесил на выступ валуна и отошел шагов надесять.

— Привет, папа.

Колесо-Призрак сияющим олимпийским диском летел с запада.

— Доброе утро, Призрак.

— Зачем ты его оставил? Это самое могучее волшебноеорудие из всех, какие я видел.