Кот, который дружил с кардиналом - Лилиан Джексон Браун

После того как четыре лошади прошли первый круг, болельщики Робина что было сил стали поощрять его на втором. Вот он взял очередное препятствие, скрылся за деревьями и когда вновь показался на скаковой дорожке, то шёл почти вплотную с лидером.

Вокруг кричали: «Скорей, Спайки!» или «Быстрей, Миднайт!» А с мест G-11 и G-12 раздавалось: «Вперед. Робби!.. Покажи ему, Робби!.. Держись. Робби! Ты победишь!» Сын Кардинала плавно перемахнул через очередной барьер и забарабанил вверх. «Молодец, Роб! Осталось всего три барьера!» Самыми решающими были мгновения, когда всадники мчались мимо задних трибун. «Вот они! Он первый!.. Так держать, Робин!.. Он выиграл! Выиграл!»

Фиона разрыдалась. Вики её обняла, и все остальные присоединились к ним с поздравлениями.

– Давайте в честь победы выпьем! – предложил Буши. – И тем временем сутолока на дорогах рассосётся.

– Если вы не возражаете, – начала Фиона, – я пойду в конюшню к Робби. Стив отвезёт меня в город.

– Хорошо, – сказала Вики, – но будь готова к семи тридцати. Мы за тобой заедем.

Мак-Дайармиды собрали ораву детей и попрощались.

– Когда вы уезжаете, Квилл? – спросил Кип. – Я хотел бы показать вам свою коллекцию.

По дороге домой Квиллер спросил:

– Интересно, победа Робина означает что-нибудь ещё, кроме пяти тысяч долларов?

– Это повысит лошадь в цене и поднимет популярность Робина, – ответил Буши. – К тому же это сыграет на руку Амбертонам, когда они будут продавать ферму,

– А они её будут продавать? Почему?

– Насколько я слышал, Амбертон собирается переехать в более тёплые края. Ему уже шестьдесят, и его замучил артрит. Его жена не поощряет продажу. Это та самая дама, которая выпускает «Собеседник конюшего».

– Лиза немного моложе своего мужа, – вставила Вики, – и увлечена Стивом О'Хара не меньше, чем своим бюллетенем.

– Это непроверенные слухи, Вики, – перебил её муж.

– Стив – юбочник, – заметила она Квиллеру. – Я не терплю этого слова, но о нём иначе не скажешь.

Когда они подъехали к особняку с башенкой на Мейн-стрит, Квиллер услышал дикое мяуканье Коко.

– Слышу, как нас приветствуют, – произнёс Буши.

Квиллер разгладил усы:

– Нет, так Коко мяукает неспроста. Что-то случилось!

Все трое выскочили из машины, Буши с Квиллером бросились вверх по ступенькам а прихожую, Вики за ними. Коко так сильно мяукал в гостиной, что голос его порой срывался на визг. Юм-Юм поблизости не было.

Прыгая через три ступеньки, Буши взобрался наверх. Вики ринулась к аппарату внутренней связи.

– Бабушка! – крикнула она. – Ты в порядке? Мы вернулись! – И она тоже кинулась бежать наверх.

Коко помчался в противоположный конец прихожей к лифту, Квиллер за ним. Нажав кнопку на панели, он услышал, как закрылись механические двери лифта. Зажглась сигнальная лампочка, и кабина начала спускаться. Коко в ожидании молча уставился на дверь лифта.

Бушленды добежали до третьего этажа, и с лестницы доносились их голоса.

– Её здесь нет! – в ужасе закричала Вики.

Кабина медленно спустилась, и на первом этаже медленно отворились двери лифта. Они здесь были вдвоем: на скамеечке обмякшее тело бабушки и тершаяся у её ног перепуганная Юм-Юм.

Вики была в истерике. Буши кричал одновременно в два телефона. Квиллер молча взял котов и поднялся к себе наверх. Оттуда он наблюдал, как приехала «скорая», за ней машина с лечащим врачом и, наконец, чёрный фургон из похоронного бюро. Когда всё стихло, он спустился вниз.

– Я чем-нибудь могу помочь? – спросил он.

Вики, плача, ходила взад-вперёд по комнате.

– Бедная бабушка! Она не вынесла такого количества впечатлений!

– Она прожила долгую жизнь, радуясь ей до последнего мгновения, – сказал Квиллер, – и умерла она очень быстро. Это просто счастье!

– Почему она оказалась в лифте? Наверху она могла бы воспользоваться экстренной помощью. Её могли бы спасти. Ей совершенно незачем было спускаться вниз.

Квиллер знал ответ, но он хранил секрет бабушки. По всей видимости, она успела обойти нижний этаж, в очередной раз пробудив в себе воспоминания о прошлом, и собиралась вернуться к себе наверх. И тут, верно, в её памяти всплыла телеграмма, полученная некогда ею из военного департамента, она-то и послужила причиной сердечного приступа.

– Придётся тебе, Квилл, поехать в клуб без нас. Возьмешь билеты и подхватишь по дороге Фиону, – сказал Буши.

– Нет… нет, – запротестовал Квиллер. – При таких обстоятельствах ни за что. Вернусь-ка я лучше в Пикакс. Ближайшие дни у вас будет много хлопот.

– Похороны, скорее всего, состоятся во вторник.

– Пожалуйста, позвони Фионе, сообщи, что случилось, – попросила Вики мужа. – Я ни с кем не могу говорить об этом – пока. Спроси, не хочет ли она использовать наши билеты.

Квиллер поднялся наверх и упаковал смокинг, который так и не пришлось надеть, а также синюю подушку, на которой кошкам так и не пришлось поспать. После этого он скромно попрощался со скорбящими об утрате хозяевами.

– Мы поговорим с вами об этом позже, – сказал Квиллер, – когда пройдёт первый шок. Бабушка была удивительной, величественной дамой.

– Привози как-нибудь котов, Квилл, – произнёс Буши упавшим голосом. – Может, в следующий раз получится.

Проезжая по бульвару мимо изобилующих архитектурными излишествами домов, Квиллер пытался переварить случившееся за последние двадцать четыре часа. Кошки, зная, что они едут домой, мирно посапывали на заднем сиденье и не мешали ему обо всём размышлять. За минувший день он познакомился с новым городом, впервые побывал на стипль-чезе, пообщался с коллегой-журналистом, стал свидетелем лебединой песни пожилой величавой леди и нашёл бородача, который, надо полагать, очаровал Полли. Ну и ну! Квиллер в изумлении погладил усы. Она всегда терпеть не могла бороду и сторонилась людей из спортивного мира. Удивляло его и то, что она без его ведома приобрела блестящее голубое платье. Полли редко покупала себе обновки и практически всегда с ним советовалась.

Но самым поразительным открытием уикенда была скромная маленькая дама, умевшая на сцене неузнаваемо перевоплощаться в величественную Екатерину. Ван Брук наделил её совершенно иным обликом в пьесе. Она двигалась как королева, говорила королевским голосом и впрямь выглядела выше, чем в жизни. За кулисами к ней вновь возвращались нервозные манеры, беспокойный взгляд и застенчивость в разговоре, но те несколько часов, что Фиона проводила на сцене, она была истинным творением Ван Брука. Жаль, что не удалось увидеть Робина в его привычном образе!