Закон Фукусимы - Дмитрий Олегович Силлов

Почти все щупальца взметнулись вверх – и ударили, расплющив несколько воинов, не успевших метнуться в стороны.

Но метнувшихся было больше. Они и оказались ближе всего к щупальцам, под своим весом на мгновение прилипшим к полу.

Эти воины и нанесли первые удары!

Со стороны это выглядело эпично: воины рубили студенистую плоть мозга, и от каждого удара он вздрагивал всеми своими гигантскими извилинами, явно чувствуя боль.

А потом на полу остались корчиться два отрубленных щупальца. Остальные же вновь взлетели кверху… И ударили вновь, убив еще нескольких смельчаков, совершенно не ведающих, что такое страх, – они лишь пытались, отпрыгнув в сторону, сберечь себя для того, чтобы вновь вступить в битву.

Но удалось это не всем…

– Думаешь, его возможно победить? – спросил я.

– Не знаю, – покачал головой Савельев. – Может, только этим.

Он кивнул головой на оружие, тяжесть которого я ощущал в своей руке.

Я опустил глаза.

Ну конечно.

Это была не «Бритва». Это был черный меч Виктора, горящий необъяснимо черным светом – так, наверно, сияет космическая черная дыра, пожирающая все, включая пространство и время. Но он был не полностью черным! По верхней части клинка шла светлая полоса цвета чистого неба. Цвета моей «Бритвы»! Поневоле в голове возник образ черно-белого диска инь-ян, символизирующего противоборство и единство двух начал.

Светлого и темного.

Дня и ночи.

Будущего и прошлого.

Добра и зла…

– Возьмешь? – спросил я, протягивая Виктору его оружие.

Он покачал головой.

– Нет. Теперь он твой. И только от тебя зависит, надолго ли. У плохого хозяина этот меч забирает его ками. Как видишь, я был неважным хозяином. Может, тебе повезет больше.

И, подхватив с пола оружие одного из убитых, ринулся в бой. Который к тому времени уже превратился в побоище.

Гигантский мозг явно одолевал, не давая воинам подойти ближе. Несколько щупальцев валялись на полу отрубленными, но подавляющее большинство их лупило по нападающим сверху вниз, точно огромными хлыстами, часто убивая за раз по два-три воина. Крылатая мантикора взлетела было вверх, намереваясь ударить по гибким отросткам с воздуха, но тут же толстенная живая плеть сбила ее на пол одним ударом – и расплющила вторым.

Великаны приноровились было воевать довольно эффективно – один просто бросался на ударившее щупальце, своим весом прижимая его к полу, а второй в это время за несколько ударов отрубал толстый, дергающийся отросток огромным топором. Однако мозг быстро смекнул, что происходит, – и ударил прямо по своей же конечности, одновременно расплющив и ее, и обоих длинноруких воинов.

Виктор метался между щупальцев, мастерски уворачиваясь от ударов и с невероятной скоростью рубя направо и налево. Мне была знакома эта его манера боя, видел недавно, да и не раз до этого тоже. Правда, долго он в таком режиме воевать не сможет. Выдохнется. И тогда проклятый супермозг Троих убьет его снова.

Я уже понял, что воины, которые сейчас рубились с адскими щупальцами, это ками тех, кого убил черный меч Виктора. До этого заключенные в мече, который слился с «Бритвой», они после моей смерти выбрались на волю и сразу оказались перед хорошо известным выбором – победа или смерть. Даже интересно, во что превращаются убитые ками? В какую-то другую сущность? Или просто становятся ничем, пустотой? Полагаю, что второе, так как искалеченные тела убитых воинов, валяющиеся тут и там, постепенно становились прозрачными и исчезали без следа.

А еще я заметил, что с каждым погибшим воином мегамозг становится сильнее. И быстрее. Похоже, он, подобно черному мечу Виктора, поглощал ками убитых, подпитывался ими…

Щупальце хлестнуло, Савельев увернулся, вот только недостаточно быстро – казалось, жуткий отросток лишь едва задел его, однако Японец, выронив меч, упал на одно колено. А щупальце, взметнувшись вверх, ударило снова, убив воина, сражавшегося в двух шагах от Виктора. И кто знает, куда придется следующий удар – по другому ками или же по Савельеву, который с трудом поднялся на ноги, но вряд ли мог продолжать битву.

И тогда я ринулся в бой! И не для того, чтобы героически умереть под ударами щупальцев рядом с другими. Просто у меня созрел план.

Я не случайно выжидал, не вступая в битву вместе со всеми. Смотрел. Анализировал. И заметил одну особенность.

После удара каждое щупальце на несколько мгновений замирало на полу перед тем, как взметнуться вверх: по всей видимости, вес не позволял сделать это незамедлительно. И я решил это использовать. Подбежал к месту бойни, метнулся туда-сюда, примериваясь, и, когда очередное щупальце ударило, не стал его рубить, как делали это другие, а запрыгнул на него и побежал вперед и вверх, понимая, что времени у меня в обрез, от силы пара секунд…

Их оказалось даже меньше.

Почуяв неладное, мегамозг сильно дернул это щупальце на себя, и я полетел по воздуху – к счастью, прямо туда, куда намечал.

Почти туда…

Я не долетел до мозга буквально метр, но тут спас меч, который я, рванувшись вперед, вонзил в толстую, пульсирующую извилину, рядом с глазом, ставшим круглым от удивления. Кажется, мегамозг не ожидал такой наглости и сразу же принял меры, хлестанув одним из щупальцев по тому месту, где я висел, вцепившись в рукоять меча.

Хлестнул – и сделал только хуже. Я не просто болтался на своей катане, а, рванувшись всем телом вперед, загнал ее вглубь почти полностью, остановив падение вниз. После чего, уперев ногу в одну из извилин, оттолкнулся от нее, одновременно выдергивая меч из раны.

Вовремя!

По глазу, наблюдавшему за мной, ударило щупальце, вот только меня уже не было рядом с этим глазом. Отталкиваясь ногами от извилин, как от ступеней, я бежал вверх, к макушке мозга, мысленно представляя, как мой меч становится длиннее…

Я уже догадался, что в этом мире ками ограничены лишь своими внутренними прижизненными установками, привычками, понятиями, и многие из погибших там, внизу, у подножия мозга, так и не смогли их преодолеть.

Но мне, умиравшему не в первый раз, было проще. Я ощущал, что могу мысленно приказывать своему телу делать невероятные вещи – совершать гигантские прыжки, при этом меняя в воздухе траекторию полета, корректировать форму вещей, ощущать то, что переживает сейчас мой противник, которого я застал врасплох.

И я чувствовал, что мегамозг в некотором замешательстве, хотя по-прежнему уверен в своих силах. Сейчас я был для него назойливым комаром, которого никак не удается прихлопнуть, и уже голова гудит от того, что несколько раз ударил себя по лбу, щекам, затылку, а он все вьется над тобой, звенит, кусает, будто издевается, сволочь.

Но я забрался