Необязательная страна - Вали Наср

Вашингтон ответил на неподчинение Ахмадинежада затягиванием экономической удавки. Иран и Соединенные Штаты оказались в трудном положении, когда американское давление вызывало еще большее упорство со стороны Ирана.

Как это ни парадоксально звучит, но ни один из иранских руководителей не хотел так сильно наладить отношения с Соединенными Штатами, как Ахмадинежад, и ни один так сильно не проиграл в своем стремлении уговорить Америку сесть за стол переговоров. Ахмадинежад следовал своей собственной политике «двух дорожек». Он надеялся, что его сарказм, его отрицание холокоста, третирование Израиля и сколачивание сил сопротивления Америке сделают его важной фигурой, которую нельзя будет игнорировать, – противника, с которым Америка вынуждена будет вести переговоры. Но его план обернулся против него самого. Он превратил себя в парию, лидера, которого по определению следует игнорировать. Ахмадинежад нарушил запрет на установление прямых контактов с американским президентом, написав вначале Бушу, а затем и Обаме, которого он поздравил с победой на выборах в 2008 году. Ни тот ни другой не ответил. Более того, Ахмадинежад поддержал достижение договоренности по ядерной проблеме, вначале в Женеве с Соединенными Штатами и их европейскими союзниками в 2009 году, а затем с Бразилией и Турцией в 2010 году. Эти договоренности не были реализованы, и он не мог поставить себе в заслугу их заключение.

Администрация Буша обвинила в провале своего подхода двух дорожек Россию и Китай, вставших на пути санкций ООН против Ирана. Но на самом деле проблема заключалась в том, что давление не было связано с реальной дипломатией. Давлением все и закончилось, по сути.

В ходе предвыборной кампании 2008 года Обама обещал разобрать этот завал, серьезно взяться за Иран – новый подход основывался на взаимном уважении, которое могло бы в результате привести к дипломатическому прорыву. Иран стал бы символическим коррективом подхода Буша к решению международных кризисов, при котором акцент делался на давление, а дипломатия игнорировалась. На первый взгляд все выглядело таким образом, будто Обама поступил в соответствии со своими планами или, во всяком случае, пытался так поступить. Но стоит посмотреть внимательнее, и окажется, что вывод о подходе Обамы, который намного отличается от подхода Буша, поспешен. На деле это была старая политика Буша в «новом, улучшенном» разливе. Обама слегка подправил подход «двух дорожек». Он попытал счастье в дипломатии, но только для того, чтобы использовать в первую очередь дорожку санкций и сделать их более эффективными. Вовлечение стало прикрытием для силовой кампании саботажа, экономического давления и информационной войны. То была чистой воды политика Буша, но с большим силовым акцентом.

Самым очевидным показателем преемственности стали люди, которых Обама выбрал для проведения своей иранской политики. Деннис Росс – старый опытный дипломат, слово которого по всему, что касалось Ирана, было последним в Белом доме вплоть до декабря 2011 года, – представлял собой твердого сторонника политики «двух дорожек». Иран отнесся с его назначению на эту работу как знак того, что Обама не относится серьезно к дипломатии. И это отметили не только одни иранцы. Старший советник турецкого премьер-министра Эрдогана спросил меня, почему Обама выбрал именно его. Я еще не успел ответить, а он уже добавил: «Мы разочарованы. О человеке (Обаме) судят по его советникам».

Еще одним четким сигналом стало решение Обамы оставить Стюарта Леви, заместителя министра финансов по вопросам борьбы с терроризмом и финансовой разведки, в министерстве финансов. Леви провел весьма успешную кампанию по обработке финансовых учреждений по всему миру с тем, чтобы они прекратили деловое сотрудничество с Ираном106. Дополнительный ряд санкций усилил экономическое давление на Иран. Леви продолжил затягивать петлю, даже когда Обама уже был готов договариваться с Ираном. Как оценил это мой турецкий друг: те же люди, та же политика.

Там, где неудача постигла Буша, и там, где успех сопутствовал Обаме, – это задача обеспечения международной поддержки санкциям. В конце концов Обама сказал, что Соединенные Штаты готовы к переговорам с Ираном (Буш послал европейцев вести переговоры и докладывать ему об их ходе), и он подсластил пилюлю, добавив, что отказ от обогащения больше не является предварительным условием, но является желательным результатом. Но на деле то была та же самая старая политика давления, давления и еще большего давления.

Израиль, Саудовская Аравия и ОАЭ были недовольны подходом Обамы. Они опасались, что Иран станет использовать переговоры для ослабления решимости Запада, продолжая ядерные исследования, – так сказать, «вести переговоры и продолжать обогащение». Премьер-министр Израиля Бенджамин Нетаньяху хотел, чтобы Обама настаивал на выдвижении предварительного условия прекращения обогащения, установления строгого срока, буквально в несколько месяцев, на работу дипломатии и принятия жестких санкций (даже до начала переговоров).

Саудовская Аравия и ОАЭ тем временем сделали главную ставку на Обаму. В первый раз, когда Обама отправился в Саудовскую Аравию в начале июня 2009 года, он рассчитывал на переговоры с королем Абдуллой об арабо-израильской проблеме, но вместо этого был вынужден выслушивать часовой монолог по Ирану. Саудовский правитель лихо посоветовал Америке «обрубить голову змее» военными ударами. Высшие официальные лица ОАЭ, по словам одного удивленного европейца – министра иностранных дел, с которым у меня состоялась беседа, пошли даже дальше, предложив возможность использования тактического ядерного оружия, чтобы попасть в место под названием Фордо, скрытое глубоко в горах недалеко от города Ком. «Район пострадает, – якобы сказали они, – но в длительной перспективе всех это должно устроить». Они со всей очевидностью не желали, чтобы Соединенные Штаты вели переговоры с Ираном. Они готовы были подвергнуть риску прорыв, в результате которого стратегический баланс в регионе мог бы сдвинуться в пользу Ирана. Именно по этой причине один за другим арабские лидеры предупреждали Вашингтон не доверять ничему из того, что могли бы сказать иранцы. Египетский президент Хосни Мубарак заявил бывшему сенатору Джорджу Митчелу, что он не против переговоров Соединенных Штатов с Ираном до тех пор, пока «вы не станете верить всему тому, что они говорят»107.

Арабские союзники Америки предпочли бы, чтобы случилась американо-иранская война, чем американо-иранское сближение. Страны Персидского залива, в частности, больше боятся последнего. Им также не нравится сценарий смены режима в Тегеране (слишком много неопределенности), и они предпочли бы постоянно действующее обязательство со стороны США по их защите. Как заметил министр обороны Роберт Гейтс, выслушав очередной выговор от короля Абдуллы по поводу Ирана, саудовцы были готовы «воевать с Ираном до последнего американца»108. Итак, они всячески старались подтолкнуть Америку к войне.

Чем бы ни объяснялась растерянность арабов, Обама, однако, был полон решимости рассмотреть все возможности начала диалога с Ираном. Через два месяца после инаугурации наступил Новый год, навруз, доисламское персидское празднование, которым отмечается приход весны и которое считается особенно благоприятным временем для дружественных визитов, уборки в доме и в целом новых начинаний. Обама использовал «Ю-тьюб» 20 марта 2009 года для размещения подготовленного послания, в котором он тепло и в позитивных тонах обратился непосредственно к иранскому народу. Но все же важнее были два письма, которые он направил лично Хаменеи (предпочитая не отвечать на письмо Ахмадинежада, в котором тот поздравлял его с вступлением на пост президента). Ответ Хаменеи не совсем был похож на тот, на который рассчитывал Обама; в нем перечислялись жалобы Ирана и подвергалась резкой критике американская политика, и не только по отношению к Ирану, но и в целом ко всему мусульманскому миру. Тем не менее знаковыми были не слова Хаменеи, а то, что он вообще дал ответ.