Найти и обезглавить! Головы на копьях. Том 2 - Роман Глушков

– То есть когда его выведут облегчиться, – догадался я. – Не будут же Энца и Кирса стоять с ним рядом и спускать ему штаны.

– Вот-вот, – подтвердила Ойла. – Обычно они отпускают цепь на всю длину и дают пленнику отойти от повозки. Не забыв, само собой, проверить ему кандалы.

– И мы знаем, куда именно он отойдет, – добавил я. – К дереву, которое он уже… пометил.

– Наверняка. А куда же еще? – пожала плечами Ринар. – Там-то мы и передадим ему привет…

Прошло не так много времени, прежде чем Кирса – был ее черед стеречь монаха, а Энца завалилась спать, – выгнала его прогуляться на сон грядущий. Но для меня и Ойлы это время тянулось очень долго. Настолько, что Ринар – немыслимо! – даже надоело меня пилить. Хотя раньше она охотно это делала, приписывая мне все известные ей недостатки кроме разве что смертных грехов. И вот настал момент, когда иссякла даже ее бурная фантазия, и она заткнулась. И только ее недовольный взгляд давал понять, что она не подобрела ко мне, а лишь взяла передышку перед новой словесной атакой.

Когда я наконец-то увидел Пивного Бочонка, мое сердце наполнилось одновременно и радостью, и жалостью, и негодованием. Я не видел его целых пять дней и успел соскучиться. Но как же он изменился за столь короткий срок!

Ойла не ошиблась: сегодня ван Бьера тоже напоили вином от пуза. Вот только его медлительность и неловкость объяснялись не опьянением. По крайней мере, раньше оно не превращало его в развалину. Теперь же Баррелий еле-еле вылез из повозки, и каждый шаг давался ему с трудом. Вернее, даже не шаг, а скачок. Он едва мог наступать на больную ногу и прыгал на одной, волоча за собой цепь. Потому что ни костыля, ни посоха, ни трости ему, естественно, не выдали.

Непохоже, чтобы его избивали, ведь Шемниц собирался преподнести его властям Фенуи живым и здоровым. Почему же тогда он так выглядел? Ну во-первых, его постоянно накачивали вином (видимо, поэтому я не увидел на нем клетки-намордника), а во-вторых, держали в тесной повозке денно и нощно, разрешая вылезать оттуда лишь по нужде. Что плачевно сказалось на его больной ноге – она затекала и ее сводили судороги, – и на его самочувствии в целом.

– Сволочи! – гневно зашипел я, глядя, как Баррелий, гремя кандалами, ковыляет к дереву. – Что они хотят с ним сделать? Превратить в полумертвого калеку, что ли? Неужели нельзя выпускать его хоть немного погулять?

– Еще какие сволочи, – хоть в чем-то поддержала меня Ринар. – Однако сам посуди, на кой им сдался здоровый и полный сил кригариец? Затем чтобы они постоянно ждали от него подлянки? А так он круглые сутки пьяный, сонный и немощный – именно то, что надо Шемницу… Ладно, а теперь не отвлекай меня – я буду стрелять.

Дабы не подлезть лучнице под руку, я отполз на самый край выступа, хотя чуял – в случае промаха виноватым все равно окажусь я. А Ойла наложила «особую» стрелу на тетиву, встала на одно колено и застыла в этой позе, словно статуя.

Я недоумевал, почему она медлит. Каким бы пьяным и измученным ни был кригариец, он заметит торчащую рядом с деревом стрелу. Тем более, что когда он выходил в прошлый раз, ее там не было. Но, посмотрев на Кирсу, я понял, чего опасалась Ринар. Пока ван Бьер плелся к цели, стражница не спускала с него глаз. И если бы сейчас в землю около дерева вонзилась стрела, Кирса бы ее заметила.

Справлять малую нужду в кандалах было несподручно, но Баррелий обошелся без посторонней помощи. Дойдя до места, он расставил ноги пошире и, упершись лбом в древесный ствол, обрел таким образом равновесие. После чего спустил штаны и взялся снова орошать уже политое им сегодня дерево.

Видимо, не желая таращиться на него в такой момент, Кирса отвернулась. И тогда-то Ойла, натянув тетиву, отправила кригарийцу свой подарок.

Прилетевшая с горы стрела воткнулась в землю справа от него. Так, что дерево заслонило ее от стражницы. Ничто не потревожило Кирсу. Она по-прежнему не смотрела на пленника, но слышала, как журчит его струя, и зная, что он никуда не делся.

А что же монах? Надо отдать ему должное, он даже не вздрогнул. Лишь слегка нагнув голову, он покосился на торчащую в шаге от него стрелу и продолжил как ни в чем не бывало справлять нужду.

– Отличный выстрел, – похвалил я Ойлу. – Да что там – идеальный. Я бы так никогда не смог. Особенно на глазок, без пристрелки.

– Не подлизывайся, – огрызнулась она. – Я все еще на тебя обижена… Хотя ты прав, это лучшее, что я смогла для него сделать. И будет жаль, если ты со своей неуклюжестью пустишь мои старания насмарку.

Насчет моей неуклюжести беспокоиться было рановато. Сейчас нас больше тревожила неуклюжесть ван Бьера, что могла помешать ему достать послание. Вдобавок, едва стихло журчание, стражница вновь взяла пленника под надзор. И потому он не мог незаметно нагнуться и подобрать стрелу.

Подтянув штаны, Баррелий начал завязывать пояс. Но делать сразу два дела – возиться с поясом и стоять ровно, – оказалось для него не под силу. Пьяницу зашатало из стороны в сторону, его ноги заплелись, и он мешком шмякнулся на землю, едва не врезавшись головой в дерево…

…Прямо на то место, где торчала стрела!

Кирса разразилась бранью и, гневно замахав руками, поспешила к монаху. Вряд ли она осмелилась бы его бить – да и за что? – наверное, просто хотела помочь ему подняться. Но ван Бьер, видимо, из гордости отказался от ее помощи. Перевернувшись на спину, он тоже замахал руками и замотал головой. Одно только было странно – глядел он при этом не на Кирсу, а на нас!

Ну, не прямо на нас, ведь было темно и он нас не видел. Зато он мог легко вычислить, откуда примерно выпустили стрелу. И, глядя на этот участок склона, подавал выразительные знаки. Которые – кто бы сомневался! – предназначались не Кирсе, а нам – его друзьям, пославшим ему весточку, что мы рядом. А также снабдившим его оружием. Не бог весть каким, но в руках кригарийца даже жалкий ножичек мог натворить уйму бед.

То, что ван Бьер его подобрал, мы почти не сомневались. Стрела, доселе торчавшая возле дерева, исчезла. Куда монах ее отшвырнул, неведомо, но наконечник ей он явно отломал. А как скрыть столь мелкое оружие от стражницы, человек с его опытом быстро сообразит.

Видя, что Баррелий отнекивается, Кирса не стала навязываться ему в помощницы. Вместо этого она вновь что-то рявкнула, пригрозив ему копьем. На что монах уже не стал перечить. И начал неуклюже подниматься с земли, цепляясь за дерево скованными руками.

Мы с Ойлой затаили дыхание, наблюдая, как он встает на ноги. Кирса ничего не заподозрила, и теперь у пленника был нож. А, значит, в следующий миг этот нож мог воткнуться ей в горло.

Увы, но после падения ван Бьер стал еще более медлительным и неуклюжим. Кое-как поднявшись, он понурил плечи и безропотно поплелся обратно, а стражница провожала его, нацелив ему в спину копье.

Дойдя до своей тюрьмы на колесах, кригариец оперся о задний борт, решив перевести дух. Я и Ойла все еще глядели на него, хотя наша надежда на то, что он рискнет сбежать прямо сейчас, почти растаяла. И все же некоторый утешительный приз мы получили. Отдышавшись, Баррелий внезапно опять посмотрел на склон – так, словно его привлек крик ночной птицы, – а потом опустил голову и снова ею помотал.