Т-34 - Михаил Михеев

Откровенно говоря, Хромов вполне серьезно полагал, что занимается ерундой. Однако за не такой уж длительный период пребывания в этом времени он четко усвоил: приказы не обсуждаются, а выполняются. Поэтому два танка поперек взлетной полосы – и он сам рядышком, с развернутыми зенитками. Сидит в точности согласно диспозиции, составленной полковником Мартыновым, и в ус не дует. Кстати, усы вовсю отрастают, и щетина скоро перейдет в статус бороды. Надо бы привести лицо в порядок… только вот не пользовался он никогда в жизни опасной бритвой. Стра-ашно…

Занятый этими мыслями, он едва не проворонил момент, когда один из самолетов, истошно взревев двигателями, начал выворачивать со стоянки. Похоже, накладка все же случилась, кто-то из немецких летчиков незамеченным добрался до своей машины и теперь пытается удрать. И… черт! Он не собирается пользоваться заблокированной полосой. Бомбардировщик этого времени, тем более ненагруженный, в ней не особенно и нуждается. Достаточно просто относительно ровного поля. Ну и хорошего летчика, разумеется, но среди немцев совсем плохих пока что нет.

Подпрыгивая на мелких неровностях, бомбардировщик начал разгоняться. Даже такому далекому от авиации вообще и древних немецких машин в частности человеку, как Хромов, было видно, что непрогретые двигатели работают вразнобой и летчик с трудом парирует их рывки. Но разгонялся шустро – видать, никакого груза, совсем пустой. Разбег, толчок… Самолет проходит над самыми головами, в десятке метров выше русских зениток, которые радостно приветствуют его в четыре ствола. От «юнкерса» летят во все стороны обломки, и бомбардировщик резко клюет носом, чтобы практически вертикально встретиться с землей. Втыкается в нее не с грохотом даже, а с рвущим уши скрежетом, замирает на миг – и переламывается, одновременно вспыхивая от носа до хвоста. На землю самолет обрушился уже грудой ничем не связанных между собой пылающих обломков.

– Феерия, – пробормотал за спиной неслышно (в таком шуме и неудивительно) подошедший Громов.

– Эт точно… Пошли кого-нибудь, пускай глянут – вдруг летчик живой.

– Не… – мотнул головой старый вояка. – Я ему сам, лично кабину разнес. Но послать пошлю. Чем черт не шутит…

– …когда бог пьянствует, – закончил за него фразу Сергей. Они переглянулись и синхронно рассмеялись, сбивая напряжение от боя, который, в этом никто не сомневался, уже закончился.

Отчаянный рывок немецкого пилота стал, пожалуй, единственной сколь либо осознанной попыткой сопротивления. Такого успеха не ожидал никто, даже сам Мартынов. В своем времени, имея под рукой натасканное на диверсионные операции подразделение… Хотя нет, и там бы вряд ли все прошло гладко. В конце концов, охрану аэродромов скоро будут готовить и для противодействия спецназу, поэтому уровень возможностей их повысится всерьез. Сейчас же он и вовсе рассчитывал занять аэродром, захватив, в лучшем случае, один, ну, край, два самолета. Получилось же куда интереснее, ну да, наглость – второе счастье.

Охрана аэродрома, видимо, чересчур привыкла к безопасности. Расслабилась, заросла жирком, службу тащила формально… Да и охраны той неспешно прогуливалось (а кое-кто и вовсе бессовестно дрых) ровным счетом десять человек. Снять ее получилось без особого шума, после чего всех остальных повязали без лишнего напряга. Среди бойцов нашлись и умельцы работать с ножом, и даже мастер помахать топором. Бывший лесник ухитрился снять своего «клиента», метнув топор с десятка метров. Тревога поднялась лишь под конец, и, как это частенько бывает, «из-за неизбежных на море случайностей». Проще говоря, один умник отправился инспектировать офицерский сортир. Хе-хе, будочка-то офицерская, а протопал туда самый обыкновенный ефрейтор. Видать, решил, пока командира нет, почувствовать себя орлом.

Эта задница с огромным самомнением тревогу и подняла, однако было уже поздно. Несколько выстрелов и неудачная попытка какого-то умника поднять самолет – вот и все, откровенно говоря. И достались победителям куча пленных, одиннадцать целехоньких «юнкерсов», четыре бензовоза (как авторитетно заявил один из водителей, на базе удлиненного ЗИС-5), грузовик-полуторка и медицинский фургон на базе все того же ЗИСа. Трофеями немцы пользоваться умели и любили, но на сей раз машины вернулись к законным хозяевам, и медики уже ходили вокруг фургона, облизываясь на него, словно коты на валерьянку.

Мартынов тоже облизывался, а с ним вместе, как ни странно, Востриков. Эти двое прямо глаз не могли оторвать от батареи из четырех зенитных орудий, уже подготовленных к транспортировке – похоже, аэродром планировалось перебазировать – и установленных на колесный ход. Как оказалось, это и были знаменитые немецкие «ахт-ахт», восьмидесятивосьмимиллиметровые зенитки. На Хромова они, правда, в первый момент произвели удручающее впечатление, поскольку высотой всего-то сантиметров десять уступали пятому БТ, да и по массе, как ему объяснили старшие товарищи, были вполне сравнимы. Тем не менее, как он посчитал, Мартынову виднее, и если ему нравятся эти орудия – значит, берем, тем более, техника для буксировки найдется, те же бронетранспортеры вполне справятся, да и с боекомплектом дело обстоит неплохо.

Еще все было в порядке с бензином и смазкой – теперь от восторга верещали механики. А вот прочие склады оказались практически пусты. Как рассказал один из пленных (всего-то пара ударов сапогом по почкам – и поплыл орел), их и впрямь планировали перебазировать через сутки-двое, поэтому в боевых вылетах они выскребали остатки того, что завезли, когда заняли аэродром. Хорошо еще, что боеприпасов советского образца здесь в начале войны тоже практически не имелось. Построили-то его только-только, до начала пара эскадрилий истребителей и разместились, а они успели взлететь. Погибли в бою или перебрались куда-то – о том немцы не ведали. Да и неважно это, в общем-то, было. Главное, трофейных боеприпасов фрицам не досталось, а то их рукастые механики живо сообразили бы, как применить трофейные бомбы против советских же войск.

И вот в этом месте начался конкретный «завис», потому что победители оказались перед самой страшной дилеммой завоевателя: добычу утащить не получится, а бросить жалко. И если пушки, снаряды и горючее еще как-то можно было вывезти, то что делать с самолетами? Новенькими, совершенно исправными, ухоженными?

Сергею они, кстати, понравились. Было в этих допотопных чудищах с архаичного вида моторами нечто привлекательное, намекающее на подвиги первых летчиков, покоривших воздушный океан. То, что утрачено на самолетах реактивных. Здесь «летчик» звучало гордо, а всего через полсотни лет это слово будет означать лишь профессию. Воздушного извозчика, того же водителя маршрутки, разве что воздушной. Он даже залез внутрь, посидел в удивительно удобном для такой архаики кресле, удивленно посмотрел на панель приборов. Честное слово, на ином современном автомобиле оно посложнее будет. Интересно, а удастся ли ему научиться на таких летать?

– Что, старшой, нравится? – в кабину протиснулся Громов, без особого пиетета осмотрел ее и махнул рукой. Ничего интересного, мол.

– Ага. У нас в парке стоял когда-то самолет. Старый-старый, – Хромов не подумал даже, как история из его времени состыкуется с местными реалиями, но собеседник, похоже, воспринял ее, как должное. – Потом мальчишка залез на крыло, грохнулся и руку сломал. Самолет и убрали.