Всемогущий - Сергей Кулаков

Позади заскрежетало и брякнуло.

Сняли люк и отбросили в сторону, понял он. И прибавил скорости, отчаянно шаря по стенам и потолку.

Черт, ничего!

Он обернулся. На воде стоял ярко-желтый сноп света, но дальше колодца не шел. Вода мерцала и переливалась под лучом фонаря, и кусочки, проплывающие в освещенном круге, вдруг начинали блестеть, как драгоценные камни.

– Никого, товарищ полковник! – послышался голос Пронова, гулко разносясь по тоннелю.

– Вижу, что никого, – ответил Курбатов.

Он помолчал.

«Ну, – подумал Егор, – посмотрели и хватит. Идите себе подобру-поздорову».

– Может, кровь Дикого случайно на люк попала? – предположил кто-то из бойцов.

– Может, случайно, а может, нет, – сказал Курбатов. – А ну, полезай вниз!

Егор понял, что времени у него остается совсем немного. Через минуту-полторы боец Курбатова будет внизу. Фонарь у него мощный, он осветит коридор на сотню метров вперед. А Егор ушел всего-то метров на тридцать. Значит, шансов никаких.

Но он не хотел сдаваться. Отец Кирилл и Дикий погибли во имя того, чтобы он получил свободу. Что же, допустить, чтобы их смерть оказалась пустой жертвой? Дать пленить себя, и пусть Ожогин и присные торжествуют, бросив его в свои комфортабельные застенки? Ну нет, только не это. Лучше уж захлебнуться в этой зловонной жиже, и дело с концом.

И только Егор всерьез подумал о таком исходе, как о самом приемлемом в его положении – хотя, конечно, и не очень эстетическом, – как вдруг его рука, скользившая по потолку, прыгнула вверх, не найдя опоры.

Он добрался до очередного колодца!

Торопливо, косясь себе за спину, где все еще стоял столбом луч фонаря, пересекаемый тенью спускающегося бойца, Егор принялся отыскивать скобы.

Есть!

Он уцепился обеими руками за шершавую, холодную арматуру, торчащую из стены, и полез наверх.

Вдруг одна из скоб одним концом выскочила из гнезда, и он едва не полетел вниз. Но он успел выставить ногу и, ободрав голень, уперся в нижнюю ступеньку. Хоть он ничего не видел, но чувствовал, что ноги его свисают в водосток, и он отчаянным усилием постарался подтянуть их к себе.

– Никого! – послышался гулкий крик.

На счастье Егора, спустившийся боец посветил сначала в противоположную сторону. А потом повернул фонарь в ту сторону, куда ушел Егор. Но тот последним усилием успел подобрать ноги и замер, прижавшись к стене. Он увидел, как под ним ярко осветился белый бетонный тоннель и вода, бегущая по нему, как горная река. Свет был так ярок после сплошной темноты, что он зажмурился.

– Ну? – крикнул сверху голос Курбатова.

– Пусто, товарищ полковник.

«Если они начнут обыскивать тоннель, я пропал, – подумал Егор. – Я не успею подняться наверх, открыть люк, вылезти и закрыть люк. На это нужно время, а у меня его нет. Зря я не утопился».

Секунды, которые ушли на то, чтобы Курбатов принял решение, показались Егору бесконечными. Вдобавок неожиданная и резкая вспышка света, блеск бегущей воды и тяжелый, все подавляющий смрад подействовали на него не лучшим образом. У него сильно закружилась голова, и ему пришлось изо всех сил уцепиться за скобу, чтобы не упасть в воду.

«Ну же, – шептал он, – быстрее, скотина».

– Что делаем, товарищ полковник? – не выдержал и стоящий внизу боец.

– Вылезай, – распорядился Курбатов.

– Есть, – повеселел боец.

Егор выдохнул, впрочем, совершенно бесшумно. Он услышал, как стекает вода с ботинок поднимающегося наверх бойца, и понял, что спасен. Вонь вдруг перестала его беспокоить, и кружение головы унялось как по волшебству. А узкий прут, на котором он сидел, показался ему самым удобным сиденьем на свете.

– Должно быть, через ограду ушел, – послышался голос Пронова. – Когда Дикий сюда побежал, они разделились. Он в ограду и пролез, пока этот дурак тут отстреливался.

– Ничего, – ответил Курбатов. – Долго он не пробегает. Ночи не пройдет, наш будет.

– Так точно, товарищ полковник, – подтвердил Пронов. – Куда он денется, соколик? Через час возьмем, как пить дать.

Голоса начали затихать. Как видно, старшие, потеряв интерес к люку и к саду вообще, начали удаляться.

Вот грохнул закрывшийся люк, и вокруг Егора сразу сгустилась тишина, в которой монотонно журчала вода – но как журчала! Она словно пела гимн спасению, и Егор готов был запеть ей в унисон – так он был счастлив, так поддался минутной эйфории от того, что хоть и в вони, тесноте и темноте, а не достался негодяям, смог отстоять себя и хотя бы таким образом отомстить за убитого Дикого, который, уж конечно, как никто другой, сумел бы оценить его усилия.

Но следующая мысль заставила его отрезветь.

«Они хитры и опытны, – подумал он. – Вдруг оставили в саду людей – на всякий случай? Вдруг они думают, что я где-то отсиживаюсь, и рассчитывают, что я рано или поздно вылезу и попадусь им в руки? Такое очень может быть, это как раз в духе всех этих спецслужб. Значит, надо сидеть тихо, и не меньше часа. Ничего, что воняет. Потерплю. Хоть до утра буду тут висеть. А до утра они не останутся, это бессмысленно. Подумают, что я ушел, и снимут наблюдение. А мне того и надо».

Следуя этим соображениям, Егор сидел на своем насесте так долго, как мог вытерпеть его измученный организм. Иногда он менял положение, когда сильно затекала рука или нога, но старался делать это как можно тише. Он стал очень осторожным. Свобода далась ему слишком дорогой ценой, чтобы он мог потерять ее по какой-то своей небрежности.

«Отныне никаких мелочей, – говорил он себе. – Хватит ходить в розовых очках, всем доверять, думать, что я так всесилен, что от меня ничего не скроется. Очень даже скроется! Смог же я ничего не заметить, в то время как Никитин и Жанна готовили самый настоящий заговор. Уткнулся в свои переживания, ничего знать не хотел, бегал от людей, искал выход, рефлектировал, мучился… А эти не мучились, эти действовали. Искали покупателя, чтобы продать меня подороже… Поди, немалые деньги сорвали. Ах, что бы мне стоило присмотреться к ним внимательнее? И необязательно было вглядываться в их глаза, выведывать их будущее. Да оно меня и не интересует. Но можно же было обратить внимание на поведение Жанны, понаблюдать, с кем она водит знакомство; может быть, проследить за ней… Хотя они меня бы сразу засекли. Но все равно надо было действовать, а не замыкаться в себе. Я теперь слишком ценный товар, и надо все время об этом помнить. Тем, кто меня заполучил, начихать на мою внутреннюю жизнь, на мои проблемы и переживания. Они хотят выжать из меня информацию, и выжмут, если я снова попадусь им в руки. Поэтому, для того чтобы не попасть, надо изменить тактику. Все, хватит партизанщины! Надо пускать в ход тяжелую артиллерию. Не хочется, конечно, поскольку придется сознаваться во всем. Но иного выхода нет. Один я против целой организации ничего не сделаю. Надо привлечь столь же мощную организацию, и тогда она, укрепленная мною, сможет потягаться с Ожогиным. Только так, и не иначе. Но… надо как-то добраться до артиллерии».