Аэропланы над Мукденом - Анатолий Матвиенко

Петр присвистнул. Летая над сугробом перед комиссией, он плеснул в бак одно ведро бензина. Четыреста литров да масса самого танка добавляют килограмм триста пятьдесят к взлетному весу. Крепление крыла должно такую массу выдержать, значит, и оно потяжелеет. На шасси нагрузка. Даже без пассажира медленно, но уверенно приближаемся к тонне.

Оставшаяся часть лета ушла на исполнение государева веленья о переезде в Гатчину. Коли выбирать дворец, Петр предпочел бы любой из них на побережье Финского залива, чтобы нарезать километры над мелководьем и всегда иметь под крылом водяную подушку. Но не объяснять же это императору.

Памятуя про опасность близости к сильным мира сего, неосторожно приближающимся к малоиспытанному воздушному аппарату, Самохвалов решил перестраховаться бумажками, где и как мог. Он оформил казарму, сараи и кусок поля в безвозмездное пользование акционерному обществу «Садко» (Самохвалов-Джевецкий-Костович). С военным ведомством составил кабальный для последнего договор, в котором предусмотрел финансирование последним обучение военлетов на самолетах «Садко» по очень смелому тарифу, отсутствие какой-либо ответственности за травмы и гибель курсантов вследствие несовершенства новой техники, полную и всеобъемлющую ответственность армии за утрату или порчу самолета.

История подписания этих документов могла составить тему отдельного романа. Ванновский лично черкал самые неудобные пункты, перепоручал Обручеву и его аппарату, после чего Самохвалов, успешно использовавший одну из первых в России печатную машинку «Ремингтон» с русской раскладкой, вновь приносил оригинальный текст и с ангельским терпением объяснял, что иначе волю Императора не выполнить.

Учебные полеты в Гатчине начались в сентябре. За отсутствием учебных пособий все, что имели курсанты, были писанные ими краткие конспекты лекций. Единственным тренажером была «тройка», ее пилотское место, а также постоянные разборки-сборки двигателя, регулировки подкосов и расчалок, подклейка пробитой перкали и прочие упражнения из категории «люби и саночки возить».

За отсутствием двухместного аппарата первый же полет был самостоятельным. Перед ним Самохвалов катался с обучаемым по полосе, скукожившись за пилотским сиденьем — взлетать вдвоем не рисковали. Понятно, что до «четверки» с мощным мотором Петр отобрал в ученики двух офицеров такого же, как у него, жокейского телосложения.

Новая машина превзошла все ожидания. Костович довел взлетную мощность до восьмидесяти лошадиных сил, что, по его мнению, было пределом при таком качестве топлива и заданном объеме. Самохвалов носился на «четверке» над Гатчинским дворцом, закладывая виражи, спирали, горки и пике, обрушив на себя гнев коневладельцев, чьи копытные средства передвижения вусмерть пугались от носящегося над ними аппарата.

Гордый своими успехами, Петр написал пространное письмо Арендту, приглашая его в военлетную школу или хотя бы подняться в воздух на «четверке». Но Николай Андреевич не смог или не захотел приехать.

Этот самолет погубил 16 октября поручик Христофор Францевич Пруссис. Недовольный ограничениями, которые инструктор накладывал перед каждым стартом, военлет начал выписывать смелые виражи. Самохвалов носился по земле, махал кулаками, орал, но ничего поделать не мог: просто не существовало средства связи с бортом и, тем более, способа перехватить управление.

Пруссис разогнался на высоте полсотни метров и резко взмыл вверх, пытаясь горкой набрать рекордную высоту. Глупое занятие, нет ни приборов, способных ее зафиксировать, ни аэростата с канатом заданной длины. И вообще, в рекордных полетах машина идет к потолку по спирали, аккуратно добавляя по сотне метров на каждом витке. Но у поручика через неделю была свадьба. К сему событию он пытался приурочить подвиг, как будто выбор единственной женщины, отвергая всех остальных, сам по себе подвигом не является.

Петр замер, остановив бессмысленные метания. Он физически чувствовал, как во вставшей вертикально машине прекращается подача топлива из поплавковой камеры. В момент выхода в горизонталь, когда как на взлете потребна вся мощность, искры свечей освещают пустые цилиндры, мотор гаснет, захлебнувшись на полуобороте.

Потеряв скорость, «четверка» завалилась, ухнула хвостом вниз, опустила голову и закрутила спираль, словно штопором ввинчиваясь в воздух над Гатчиной. Пропеллер вяло вращался от набегавшего потока. В общем, произошло именно то, о чем Самохвалова в Крыму предупреждал Арендт, и о чем много раз говорилось каждому курсанту.

В практически беззвучном падении аппарат врезался в пруд. Когда Петр, курсанты и техник подбежали к месту катастрофы, над водой косо торчал хвост и верхнее крыло. Поручика вытащили на берег. Летчик, облитый бензином из треснувшего бака, был еще жив и в сознании. Самохвалов растолкал всех, заставил умолкнуть стенания «как же ты так» и, несмотря на трагизм ситуации, вплотную придвинулся к лицу летчика, отрыгивающего кровь. Он задал единственный вопрос:

— Что ты сделал в пикировании?

— Я... я пытался... к-кхе... тянуть ручку на себя... Спасти машину... к-хе... Заглушил зажига... хе-кхе... Она не шла из пике... Вращалась... Ручку влево... Она все равно вращалась... — курсант зашелся хрипом и кашлем, уже не мог говорить.

Через двадцать пять минут из поселка привезли медика, но к ночи Пруссис умер. У него были повреждены многие внутренние органы, сломаны ребра, руки, кости таза. Авиация не прощает лихачества и ошибок.

О трагедии доложили императору. Александр III не велел никого наказывать, почитая поручика самого виноватым в своей смерти, но сделал резонный вывод: офицер может игнорировать указания партикулярного лица, считая их трусливыми, зато послушается приказа старшего офицера. На следующий день Ванновский распорядился о переводе в Гатчину Воздухоплавательного парка, назначении штабс-капитана Кованько начальником летной подготовки и на аэростатах, и на аэропланах. Самохвалов, не состоящий на службе и вообще лицо свободное, из-за виража придворной политики получил себе в начальники если и не врага, то недоброжелателя.

Как ни странно, эта метаморфоза имела положительный результат. Ознакомившись с результатами полетов, штабс-капитан убедил министра выделить деньги на заказ двух копий «четверок». Невместно, если армия, как побирушка, пользуется аппаратами частных лиц. С легкой руки Кованько «четверка» стала первым в мире серийным аэропланом.

Получив подряд на поставку двух машин, а также рассчитывая сделать одну «четверку» для себя взамен погибшей и собрать, наконец, двухмоторный аппарат, компаньоны задумались о сооружении маленького самолетостроительного предприятия. Сарай с вентиляторами на Волковском поле давно был разобран и перенесен в Гатчину, но без функции аэродинамической трубы. Для нового аппарата с размахом крыльев шестнадцать метров он был уже мал. Пользуясь тем, что либеральное отношение царя к авиации пока не поменялось на противоположное, Самохвалов добился продажи товариществу «Садко» изрядного участка земли неподалеку от Воздухоплавательного парка со всем, о чем душа мечтала: кусок ровного поля, рядом железнодорожная ветка и электричество. Местная полиция, неожиданно решившая присоединиться к общему увлечению воздушными забавами, выделила полсотни арестантов, которые за пару месяцев сложили из бревен три здоровенных ангара и несколько помещений поменьше.