Безумие - Кэтрин Ховелл

От него пахло потом и едой из закусочной навынос – запах долгого ночного дежурства. Софи вспомнила времена, когда в ее работе было две самые большие проблемы: пьяные и психи и усталость от четырнадцатичасовой смены плюс переработка. Если бы она могла вернуться в те времена, она стала бы самой лучшей женой и матерью и самым лучшим парамедиком. Она бы не жаловалась на рутину, не обращала внимания на распоясавшихся пьяниц и не теряла терпения во время вызова к очередному ипохондрику. Она бы не злилась, что Лачлан плачет, когда ей надо поспать. Его плач звучал бы для нее как песня. Она никогда не позволила бы себе подумать, что Крису не стоит волноваться о том, что происходит в полиции, – ведь такой он человек, причем человек замечательный. Она бы никогда не позволила себе посмотреть на другого мужчину. Она никогда не воспринимала бы свою семью как нечто само собой разумеющееся. Ни единой секунды.

Софи прижалась к Юрию.

– Все будет хорошо, – успокаивал он.

Она напряглась при этих словах.

А что, если не будет?

Дверь отделения неотложной хирургии открылась, и кто-то окликнул ее.

Это был Ангус. Впервые с того дня, когда она совершила большую ошибку, Софи не почувствовала себя виноватой при встрече с Ангусом, как будто то, что Лачлан пропал, сделало все остальное несущественным.

– Крис приходит в себя.

То, как Крис приходил в сознание, напоминало попытку выбраться из трясины, которая неохотно отпускает свою жертву. Сначала он услышал голоса находившихся вокруг него людей, затем застонал, собрался с силами и едва заметно пошевелил пальцами рук и ног и почувствовал жуткую головную боль. Казалось, на веки ему нанесли какой-то клей. Он не мог дышать носом, во рту все пересохло. Крис решил, что ему в кровь добавили что-то черное и мерзкое, что-то настолько ужасное, что не могло и не должно быть правдой.

Крис попытался поднять налитые свинцом веки и увидел заплаканное лицо Софи. Он почувствовал, как тошнотворный ужас по венам проникает ему прямо в сердце. – Ему удалось скрыться? – прохрипел Крис.

Софи разразилась рыданиями и бросилась ему на грудь. Крис попытался приподнять руку, чтобы обнять ее. Софи жива, и это уже хорошо. Крис поклялся себе, что сделает все возможное, чтобы так и было. Его жена была рядом с ним, и он ощущал ее прикосновения.

Но Лачлана не было с ними, и это было неправильно. Крис понимал, что пострадать должен был он, а не Лачлан. Ребенок должен находиться в безопасном месте – дома с Софи. Ведь Лачлан ни в чем не виновен. Лачлан не должен расплачиваться за ошибки других.

Софи спросила сквозь слезы:

– Ты что-нибудь помнишь?

Крис с трудом повернул голову. В палате находилось много людей, и все смотрели на него. Глория утирала слезы, рядом с ней стоял Ангус Арендсон в штатском и с тревогой смотрел на него, врачи и медсестры проверяли приборы у кровати Криса, а те, кто не был чем-то занят, тоже смотрели на него.

Дрожащей рукой он потянулся к ноющей ране на переносице.

– Я открыл дверь и увидел человека в черной трикотажной маске с прорезью для глаз.

Софи затаила дыхание.

– У него был пистолет. С глушителем.

Крис снова увидел перед глазами пистолет.

– Это все, что я помню.

– И ничего больше?

Он колебался.

Что говорить?

Что стоит рассказать, а что нет?

Что важнее?

Как лучше поступить?

Жилище Сильвии Моррис представляло собой полуразвалившийся низкий кирпичный дом на Херинг-роуд в Северном Райде. Первым подъехал Клинтон, за ним припарковался Дэннис. Элла осмотрела низкий забор, вытоптанный газон и заросший сад. Никаких признаков жизни, в то время как в соседних домах хотя бы занавески на окнах шевелились.

Они встретились на подъездной дорожке к дому Моррис. С Клинтоном и Тревисом было еще двое полицейских. Элла провела рукой по кобуре пистолета, а Дэннис спросил:

– Все готовы? – Все закивали головами. – Тогда приступим к делу.

Клинтон с полицейскими двинулся к тыльной стороне дома, а Элла, Дэннис и Тревис уверенно направились к входной двери. В небольшой внутренний дворик, посыпанный галькой, вели три скрипучие ступеньки. В углу одиноко стоял засохший цветок в выгоревшем на солнце зеленом горшке. Когда-то на двери висела защитная сетка, теперь от нее остались жалкие лохмотья. Дверь казалась хлипкой и ненадежной, голубая краска на ней потрескалась. Дверного глазка не было. Элла расстегнула кобуру и услышала за спиной частое дыхание Тревиса. Дэннис подошел вплотную к занавешенному окну.

Элла постучала кулаком в дверь.

– Полиция! Откройте!

В ответ тишина.

Она постучала еще раз, на этот раз громче.

– Сильвия Моррис, полиция! Откройте дверь!

Послышались шаркающие шаги. Элла попыталась представить, что происходит там, внутри. Спиной она почувствовала, как напрягся Тревис.

– Может, выбьем дверь? – шепотом предложил он Элла подняла руку.

Раздался звук отпираемого замка, и дверь открылась ровно настолько, насколько позволяла цепочка на двери. Женщина низкого роста с выпученными, как у ящерицы, глазами выглянула из щели дверного проема.

– Мне кажется, для визитов рановато.

– Вы Сильвия Моррис?

– Да.

– Детективы Маркони, Орчард и Генри.

Элла показала женщине полицейский жетон.

Сильвия Моррис прикрыла дверь, сняла цепочку и широко распахнула дверь. Сложив руки на груди, с безразличным выражением лица она смотрела на полицейских. На ней были темно-синие поношенные брюки от спортивного костюма и затертая белая майка с рекламой Олимпийских игр 2000 года со словом «Сидней», написанным разноцветными буквами, которые уже утратили свою первоначальную яркость и цвет. Женщина выглядела усталой, раздраженной и намного старше своих пятидесяти шести лет.

– Вы были на станции техобслуживания «Эмпол» на Эппинг-роуд вчера вечером, – сказала Элла.

– Неужели?

– У нас есть ваше четкое изображение на записи видеонаблюдения.

Моррис потерла пяткой левой ноги о верхнюю часть ступни босой правой ноги.

– Вы купили подгузники, а затем обменяли их на подгузники другого размера. – Элла чувствовала, как Тревис подпирает ее сзади, сгорая от нетерпения, и слегка оттолкнула его локтем.

– Для кого вы покупали подгузники?

Моррис посмотрела через плечо в гостиную. Проследив за ее взглядом, Элла увидела чистую комнату с одним-единственным креслом-качалкой, обитым когда-то белым винилом. Рядом стоял перевернутый ящик для молочных бутылок, накрытый тканевой салфеткой, на котором лежал пульт дистанционного управления и свернутая газета «Ти Ви Вик». То, что ей удалось разглядеть в кухне, выглядело чистым. У одной стены в прихожей стоял книжный шкаф, в котором аккуратно были выставлены шесть романов издательства «Милз энд бунз».[8]Ни одной детской игрушки. Никаких других признаков присутствия в доме кого-либо еще. Одно кресло. Элла подумала, что, наверное, к Моррис не часто приходят друзья. Но почему она оглянулась назад?