Завтра 3.0. Трансакционные издержки и экономика совместного использования - Майкл Мангер

До сих пор значительная часть книги базировалась на умозрительных, отчасти спекулятивных построениях, хотя они основывались на довольно серьезных размышлениях о применении и последствиях применения экономических принципов. В заключительной главе книги я без ложной скромности бросаюсь в смелые рассуждения о Послезавтра 3.0.

Привычный ход вещей

Вопросы о том, «откуда возьмутся рабочие места», были, есть и будут. Капиталистическая система не производит рабочих мест, она производит потребительские излишки. Потребители задают субъективно ценные для них направления использования капитала через вмешательство и посредничество предпринимателей. Предприниматели получают прибыль и оплачивают труд работников только в той степени, в которой их деятельность производит ценность для потребителей.

Но мы хотим от экономики большего. Мы хотим, чтобы она «создавала рабочие места». Проблема в том, что капитализм – это непрерывная погоня за прибылью, которая (в конкурентных отраслях) превращается в стремление к сокращению затрат. Поскольку затраты снижают все фирмы, используя в основном одни и те же способы, вслед за этим падают цены для потребителей. В то же время снижение затрат означает, что сокращается количество рабочих мест, а труд замещается капиталом в форме инструментов, автоматизации и т. д.

Один экономист посетил некую азиатскую страну. Ему с гордостью показали огромную строительную площадку, по которой сновали тысячи работников, отсыпающих плотину. Большинство из них были «вооружены» лопатами и тачками. Экономист спросил, почему на площадке так мало бульдозеров и грузовиков. Ему объяснили, что таким образом пытаются создать как можно больше рабочих мест, помочь экономике. Тогда экономист сказал: «Ох, извините меня. Я неправильно понял, что происходит. Я думал, вы возводите плотину. Если же надо создать рабочие места, то лучше выдать строителям вместо лопат и тачек палки для копания и глиняные кувшины».

История экономического роста и развития – это история увольнений работников и хаоса. После того как в городах в результате усиления специализации люди открыли для себя способы расширения горизонта кооперации, началось последовательное вытеснение неэффективных процессов производства новыми способами изготовления вещей. Сто тысяч человек с палками-копалками наперевес могут построить небольшую плотину, но это займет некоторое время. Тысяча работников с лопатами и тачками возведут плотину быстрее. Огромное гидротехническое сооружение и в сопоставимые сроки могут построить всего сто высококвалифицированных работников, имеющих в своем распоряжении бульдозеры и самосвалы.

Конечно, небольшим общинам не нужны огромные плотины. Следовательно, они не нуждаются ни в тяжелых строительных машинах, ни в квалифицированных операторах. Условием создания инфраструктуры, поддерживающей кооперацию, является воздействие экономических изменений, расширяющих горизонт сотрудничества людей. Однако в тех случаях, когда под влиянием рыночных механизмов происходит повышение степени специализации (особенно разделения труда), возникает вариант с сотней работников и передовой строительной техникой. При этом работы лишаются девятьсот человек с лопатами и тачками, регулярно получавшие заработную плату. Они очень хорошо умеют работать лопатами, но не умеют работать на бульдозере. Они тем более не умеют писать компьютерные программы на языке Python или создавать сайты.

Добавьте этих землекопов к работникам, уволенным с мебельных и текстильных фабрик, автозаводов и металлургических комбинатов, и к тем, кто лишился возможности заниматься тысячами других видов деятельности. Что происходит, когда логика сокращения издержек, которая в наши дни принимает форму революции посредничества/совместного использования, приводит к увольнениям многих тысяч работников? Мы уже упоминали о такой возможности, как насилие, саботаж и принятие популистских мер (которые будут обязательно одобрены избирателями), направленных на замедление скорости изменений и защиту рабочих мест. Однако эти меры вряд ли позволят решить проблему. Фактически они лишь усугубляют положение сразу по нескольким направлениям. Искусственные стимулы к сохранению устаревших экономических институтов и форм производства посылают людям ложный сигнал проходить обучение и приобретать опыт в отраслях, обреченных в ближайшем будущем на исчезновение. Отсрочка на пять или десять лет и лишение 20–30-летних людей возможности получить более полезные образование и опыт – ловушка, а не решение.

Логика рынков труда основывается на цене, в первую очередь на специфической цене, которую называют «заработная плата». Если последняя слишком высока, может возникнуть безработица. иными словами, достаточно значительное снижение заработной платы будет означать, что работодателям лучше нанять больше работников. Однако общество может быть лишено возможности или полагает нецелесообразным по политическим соображениям использовать для «решения» проблемы безработицы изменения в величине заработной платы. Факт существования некой положительной заработной платы, когда работники, лишившиеся в процессе «созидательного разрушения» рабочих мест, могут найти новую работу, будет плохим утешением, если ее размер таков, что денег никак не хватает на жизнь. Даже если безработица в каком-то смысле является «добровольной», потому что всегда можно найти работу за небольшую плату, болезненно уже то, что в результате подрыва человек лишается места на фабрике, где он получал 55 тыс. долл. в год, и вынужден согласиться занять место, где ему будут платить всего 11 тыс. долл. в год.

В США недавние политические решения могут быть частью проблемы. Стремление обеспечить «прожиточный минимум» хорошо понятно как этический импульс, особенно если темпы роста заработной платы недостаточны для того, чтобы обеспечить группе населения с самым низким доходом достойную жизнь в обществе. Проблема в том, что введение минимальной заработной платы едва ли способно обеспечить доход на уровне прожиточного минимума, так как заработная плата – это цена, которая позволяет измерить отдельные виды дефицита на границе рынка труда. Согласно последним данным Национального бюро экономических исследований, на рынке труда в Сиэтле (Вашингтон) было отмечено сокращение рабочих часов, отработанных сымыми низкооплачиваемыми работниками (Jardim et al., 2017), что с лихвой компенсировало повышение почасовой заработной платы. Таким образом, вследствие повышения минимальной заработной платы до 13 долл. в час доходы низкооплачиваемых работников только уменьшились. Ее увеличение до 15 долл. в час имело бы еще более тяжелые последствия.

Понять, почему это происходит, способен каждый. Предположим, вы решили зайти в ресторан быстрого питания. Перед вами меню, в котором вы читаете, например: «Два гамбургера, картофель фри и напиток» или «Замороженный йогурт с посыпкой». Кассир ищет соответствующие слова на кассовом аппарате и называет вам цену. Вы даете ему немного денег, а затем получаете сдачу.

При заработной плате 8 долл. это может продолжаться. Но если она повышается почти в 2 раза, до 15 долл. в час, все меняется. Менеджменту нужно только лишь развернуть кассовый аппарат в сторону посетителя ресторана. Вместо того чтобы произносить слова, после которых кассир нажимает на клавиши «Гамбургер», «Картофель фри» и «Напиток», клиент сам вводит нужную информацию. И с оплатой заказа может справиться машина: достаточно вставить деньги в купюроприемник или кредитную карту в специальный слот. Используя несколько настроек существующих кассовых аппаратов, можно написать программное