Стоять насмерть! - Илья Мощанский

«Эх, Леонид, Леонид! — подумал Гусев. — Храбрый и не в меру горячий человек! Ну как же ты пойдешь завтра наверх? Коли ты видел егерей снизу, то они-то уж наверняка рассмотрели вас и завтра из-за скал перестреляют всех, как зайцев, при подъеме по кулуару».

Надо было спешить на помощь Кельсу. Связного Гусев немедленно отправил обратно, чтобы он задержал выход разведки на перевал. Но уверенности в том, что связной успеет вовремя предупредить Кельса, у него не было. А потому они со Златиным отобрали восемь бойцов, взяли станковый пулемет, установленный на лыжах, и примерно через час вышли из лагеря. Хатенов же с остальными остался в лагере, чтобы обеспечить тыл группы.

Как группа ни спешила, рассвет застал ее в пути. Остановились, чтобы передохнуть и определить, где находится отряд Кельса. То, что они увидели через одну-две минуты, многим хорошо запомнилось…

Вытянувшись по кулуару цепочкой, наши бойцы поднимались наверх, а выше, на перевале, на снежном склоне, уже показались немецкие лыжники. Ловко поворачивая, они скатились к скалам, сняли лыжи и залегли. Появилась еще одна группа, за ней — следующая. Егеря отлично владели лыжами. Расчертив склон узорами лыжных следов, они быстро спустились к скалам и приготовились к стрельбе. А бойцы Кельса продолжали подъем.

Очередь нашего пулемета и выстрел из ракетницы прозвучали почти одновременно с разрозненными выстрелами егерей с перевала. Упал первый из цепочки поднимающихся, затем еще двое, остальные ринулись было вниз, но быстро опомнились и бросились за скалы. Наш огонь не доставал до егерей. Надо было сблизиться, и несколько бойцов, прихватив пулемет, побежали на лыжах к перевалу. Двигались до тех пор, пока не засвистели вокруг пули. А потом укрылись за камнями и стали бить по егерям. Стрельба с перевала усилилась. А к ведущей бой группе между тем стали подходить из лагеря бойцы во главе с Хатеновым.

Они стреляли по немцам, мысленно похоронив Леонида Кельса. Но из-за скалы в кулуаре вдруг выскочил лыжник и с нарастающей скоростью помчался вниз. Такое было под силу именно ему! Немцы, прижатые нашим огнем, некоторое время молчали, а потом принялись стрелять по Кельсу из автоматов. Пули взметали вокруг него снежные фонтанчики. Леонид двигался правым боком к склону. Впереди — огромный обрыв, левый поворот неизбежен, иначе Леонид не сумеет затормозить на такой скорости и сорвется в пропасть. Гусев в ужасе затаил дыхание: левый поворот на лыжах всегда у Кельса получался плохо. Значит, либо очередь в спину, либо его друг рухнет в пропасть…

Однако случилось иное. Повороту Кельса мог бы позавидовать опытный слаломист. На огромной скорости он развернулся у самого края обрыва. Только снежная пыль взметнулась за его спиной, то ли от лыж, то ли от новой автоматной очереди егерей. Теперь немцам попасть в Кельса стало намного труднее, да и наши бойцы усилили огонь по перевалу.

На склоне, куда мчался Кельс, лежал огромный обломок скалы. Сверху на нем был снег. Высота скальной стены, обращенной в «нашу» сторону, равнялась примерно пяти метрам, внизу под ней можно было укрыться от огня. Видимо, это правильно оценил Кельс. Он умышленно помчался к обломку скалы, наехал на него, кубарем полетел вниз в «нашу» сторону и по пояс погрузился в снег. Быстро выбравшись из снега, Леонид, не теряя времени, раскопал сорвавшийся с плеча автомат и, что-то прокричав наверх, стал стрелять по перевалу. Только тут все увидели, что из кулуара по прямой к обломку скалы мчатся еще три лыжника, а остальные, прижимаясь к скалам кулуара, осторожно отходят по глубокому снегу. Это означало, что Кельс не растерялся. Наметив путь отхода, он в нужную минуту подал команду и тем спас большую часть своих людей.

Противник вел себя вызывающе. Часть егерей спустилась с перевала. Их зеленоватые куртки показались на скалах, под которыми укрылся Кельс с бойцами. Зная, где они находятся, немцы начали бросать вниз гранаты. Но гранаты разрывались глубоко в снегу, не причиняя вреда. Кельс и его бойцы продолжали стрелять. Стоявший на скале егерь покачнулся и упал в сторону советских позиций. Трех срезал наш пулеметчик, а двое распластались в кулуаре, когда пытались приблизиться к убитым.

Перестрелка хотя и продолжалась, но становилась все менее интенсивной. Бой затихал. Гусев уже мог перекликаться с Кельсом. И одобрил его решение не отходить до темноты, чтобы не понести потерь.

Когда стемнело, стали подходить измученные разведчики Кельса. Последним появился и он сам. Леонид был бодр, еще не остыл после недавнего боя и потому немного больше, чем обычно, заикался…

Несколько бойцов послали ночью, чтобы они спустили вниз и захоронили погибших. Надо было также заминировать кулуар и лыжню, ведущую в наш лагерь…

Итак, часть задачи, стоявшей перед разведкой, группа выполнила. Установила, что на перевале есть немцы, нашла путь, чтобы проникнуть к ним в тыл, создала тревожную обстановку в тылу Эльбрусского гарнизона. Ночью из лагеря послали донесение в штаб дивизии.

Ответ пришел неожиданный. Отряду приказали подготовиться к отходу в расположение штаба дивизии, но предупредили, чтобы командиры группы ждали сигнала. Его должен был на следующий день подать самолет, который пройдет над позициями, возвращаясь с разведки эльбрусского района. Одна красная ракета означала, что надо возвращаться, одна белая — ждать письменного указания.

Самолет дал красную ракету, и отряд начал готовиться в путь.

В расположении заслона командование отряда узнало, что уже после выхода группы разведки наблюдатели, находившиеся на перевале Басса, заметили, что противник начал частично отходить с Эльбруса и с перевала Хотю-Тау. Эвакуация населения и отход 392-й стрелковой дивизии из Баксанского ущелья через перевалы Донгуз-Орун и Бечо закончились. Немцы продвигались по ущелью со стороны Нальчика. Оборонять верхний, безлюдный теперь участок ущелья в этой ситуации больше не требовалось. 242-й горнострелковой дивизии было приказано отойти и создать оборонительную линию на перевалах. В связи с этим дальнейшие действия отряда теряли смысл.

Гусева и Кельса отзывали в штаб фронта. Отряды Хатенова и Златина вернулись в 394-ю дивизию, которая готовилась к переброске на другой участок и снимала дальние гарнизоны. К перевалам выходили уже упомянутые выше отдельные горнострелковые отряды. Многие бойцы и командиры чувствовали, что на Кавказе готовится крупная операция, которая решит и судьбу перевалов.

Оставив Баксанское ущелье, 242-я горнострелковая дивизия заняла оборону на перевалах. Этот участок фронта был уникальным по своеобразию не только для периода Великой Отечественной войны, но и для всей истории войн в горах.

Линия фронта, если учитывать седловину Эльбруса, проходила здесь на высотах от 1800 до 5300 метров над уровнем моря, а перепады высот сложного рельефа (ущелья, хребты, ледники, снежные ноля) достигали 3500 метров.

Левый фланг наших войск — перевал Басса — обороняла одна рота 242-й дивизии, имевшая на вооружении автоматы, карабины, винтовки, пулеметы, четыре ротных и батальонных миномета, а также два 76,2-мм орудия. Главным звеном обороны являлся перевал Донгуз-Орун. На его седловине оборонялась другая рота, имевшая такие же огневые средства, что и на перевале Басса. В ущелье Донгуз-Орун находилось боевое охранение в составе одного взвода с двумя пулеметами. Смена охранения производилась с перевала. На южных склонах в ущелье Накры располагался взвод тылового охранения с пулеметом. Опорным пунктом гарнизонов на перевалах была база «Ташкент», расположенная у развилки троп, ведущих на перевалы Донгуз-Орун и Басса. Путь от базы до перевала Басса занимал четыре часа, а до перевала Донгуз-Орун — восемь часов. Здесь был резервный гарнизон, сменявший раз в пятнадцать дней гарнизоны на перевалах. Один из полков 242-й горнострелковой дивизии, оборонявший ущелье Накры, стоял в восьми километрах от этой базы в альпинистском лагере «Спартак».