Будущее: рассекречено. Каким будет мир в 2030 году - Мэтью Барроуз

Наиболее вероятный сценарий для Китая таков: он не будет ни сильным, ни слабым, но на протяжении некоторого времени будет стараться перейти из одного состояния в другое. Он будет стремиться к статусу крупнейшей экономики, но народное недовольство станет расти по мере того, как замедлится рост доходов на душу населения и правительство начнет бороться с постоянно растущим числом особых интересов, направленных против слишком масштабных быстрых реформ. Способом сбросить напряжение останется национализм, но я не думаю, что начнется масштабная война. Большую озабоченность вызывает то, что при этом сценарии станет труднее спускать на тормозах мелкие инциденты. Правительству окажется нелегко избегать эскалации, особенно если в конфликт будут вовлечены японцы. Вражда с Японией особенно сильна из-за того, что японцы не раскаиваются в содеянном ими в Китае во время Второй мировой войны.

Изменит ли Китай существенным образом систему международных отношений? Вряд ли можно рассчитывать на то, что этого не произойдет, учитывая размеры страны. Так, например, Китай все больше зависит от импорта нефти с Ближнего Востока и постепенно станет более крупным ее потребителем, чем США, по мере того как Америка будет увеличивать собственную добычу. Китай строит военный флот, способный вести боевые действия в открытом океане, что позволит ему защищать морские пути, соединяющие экспортеров нефти из Персидского залива с потребителями в Азии. Было бы логично, если бы Китай взял на себя больше ответственности. Но многие его соседи, такие как Индия и Япония, опасаются, что это усилит его стремление доминировать в регионе. У многих американцев может возникнуть проблема. Зависимость Китая от импорта жизненно важных ресурсов – убедительный аргумент в пользу создания океанского военного флота, а удержание США всей полноты ответственности – оправдание для сохранения огромного военного бюджета. Переложить эту ответственность на кого-то для многих американцев означало бы отказ страны от ее международной роли. Включение Китая в систему региональной безопасности, учитывая, что раньше в этой системе доминировали США, – задача не из легких. Есть надежда, что удастся обойтись без серьезных военных действий ввиду наличия общих интересов, но обольщаться не стоит.

Более важный вопрос, возможно, заключается в том, хочет ли Китай переписывать базовые правила, по которым функционирует система международных отношений. Несмотря на мое двойственное и даже скорее отрицательное отношение к американоцентричному мировому порядку, не думаю, что у нынешних китайских лидеров есть видение нового порядка. Вместе с другими новыми мировыми державами Китай стремится получить больший вес в управлении такими всемирными организациями, как ООН и МВФ. Однако Китаю тут больше повезло, чем большинству из них: он уже постоянный член Совбеза ООН и обладает правом вето. В Совбезе Китай предпочитает оставаться в тени, за исключением случаев, когда затрагиваются его непосредственные интересы – в основном в связи с Тайванем. Он прячется за широкую спину России, когда та высказывается против санкций по отношению к таким государствам, как Сирия и Иран или делаются попытки вмешательства. Наиболее кардинально его позиция расходится с американской или позицией других западных государств, когда нужно подчеркнуть неприемлемость вмешательства во внутренние дела других стран. Однако Китай, когда-то критиковавший миротворческие операции ООН как вмешательство во внутренние дела других государств, разместил свою миротворческие войска на юге Судана и совсем недавно – на Мали.

Вспоминается недавний разговор с видным китайским профессором, преподающим в одном из элитных университетов страны. Он сказал: «Многие студенты уже не хотят ехать за границу, как было 10 лет назад». По его словам, «стратегическое мышление все больше сосредоточено на внутренних проблемах и развитии своей страны… китайцев никогда особо не интересовал мир за пределами Китая. США тоже были обращены внутрь себя до Первой мировой войны, а после нее стали мировой державой. Китай – мировой экономический гигант, но его руководство не особо интересовалось международной безопасностью и другими вопросами. Американцы думают, что могут изменить мир, а китайцы считают, что мир изменить невозможно, и думают прежде всего о себе».

Другой мой оппонент неплохо обобщил сказанное: «Китай обладает негативной силой, чтобы сказать “нет”, а не позитивной». Это отражает его собственные проблемы, в частности для Америки, которая ощущает себя перегруженной и рада была бы партнерам. Но угроза новой сверхдержавы, стремящейся перевернуть всю систему, слишком отчетливо замаячила на горизонте. «Китай считает: если мы можем избежать конфронтации, то уже достигли цели. Американцев это не удовлетворяет, они хотят сотрудничества и практических достижений».

Казино и курорт в Габороне (Ботсвана) был не совсем тем местом, где обычно проводят конференции, посвященные новым технологиям. Я приехал послушать, как Африка изменилась благодаря технологиям и как она меняла технологии сама. С одной стороны, хороших новостей было хоть отбавляй, и везение тут ни при чем. Один из столпов стратегии развития Ботсваны «Видение 2016» – «присоединиться к глобальным коммуникационным сетям»{148}. Представители правительства заявили, что в стране был создан Центр инноваций, который призван стать катализатором для технологических компаний, способных развить потенциал Африки. Исследовательский центр Microsoft уже запланировал свое появление в Габороне: он расположится на территории нового технопарка, который должен быть скоро построен.

Двухдневная конференция на многое открыла мне глаза: и на масштабы политических, экономических и экологических проблем, с которыми сталкивается Африка, и на технологический прогресс, которого удалось достичь в столь краткие сроки. Из положительных моментов: Алан Бошуаэн из ботсванского Центра инноваций поведал нам, что «Африка 80‑х и 90‑х – совсем не то же, что Африка сегодня… на нашем континенте на каждый проданный компьютер приходится четыре смартфона{149}. Проникновение мобильной связи на континенте составляло 65 %», и число абонентов мобильных телефонов в Африке удваивалось каждый год начиная с 2002 г. Сегодня в Африке вдвое больше сотовых телефонов, чем в США. И – кстати говоря – в Африке находятся многие из наиболее быстрорастущих экономик мира. Процент урбанизации стал резко расти, и с большой долей вероятности Африка в ближайшие лет десять превзойдет азиатские показатели.

И все же глава ботсванского Центра инноваций сообщил нам, что еще много белых пятен, которые технологическим компаниям только предстоит осваивать: правила расплывчаты, стратегии невнятны, полномочия не определены, а бюджеты правительствами не выделяются.

Какими бы многообещающими ни были изменения, многие участники беседы считали, что этого недостаточно. Один из выступавших предостерег нас: «Проблемы возможны, несмотря на технологии и улучшенный доступ к информации». Особое беспокойство у него вызывал рост численности населения. «К 2030 г. в Центральной Африке будет проживать около 1,5 млрд человек. Если нам не удастся подстегнуть экономический рост, мы не сможем удовлетворить потребности населения». Есть способы контроля рождаемости, но культура зачастую препятствует их широкому использованию.