Воробьиная река - Татьяна Замировская

– Эвоэ! – сказала обезьяна и, содрогнувшись всем телом, избавилась от памперса, подняв его над головой.

Нащупала дверную ручку, нажала, будто провалившись туда всем телом, – поддалась, работает.

– Спасибо, ребята, – боже, жива. – Я пойду. Паспортный контроль пройду сама, мне так проще, да и вам проще. Удачи вам. Дальше я пешком как-то.

– Какое пешком? – вдруг разозлился водитель.

– Да мне просто до первого города после границы, это километров пять, дойду.

– Какое дойду?! – заверещал он.

– Возьмите деньги, – спохватилась она и протянула водителю потный кулак с зажатыми в нем деньгами.

– Руки, блять, заняты! – заорал он. – Не видишь, что ли? Нельзя сейчас! Не клади никуда, ну вот дура же какая, дура, а! Не клади, блять! Назад! Назад их убери быстро, пока не увидели, потом, потом отдашь, после границы! Нельзя сейчас!

Испуганно сунула руку назад за пазуху, пролепетала что-то. Вышла, закрыла за собой дверь.

Неужели.

Все, забыть о них и не думать, что там сейчас будет, пусть сами разбираются. Уходя, успела заметить, как водитель, широко осклабясь, передает молоденькому пограничнику в серебристо-синей форме стеклянный сосуд с белым ужасом.

Подошла к самой дальней будочке паспортного контроля, передала паспорт, подождала минуту, улыбнулась фотокамере, кивнула на вопрос: «Пешочком переходим, без машины?», поблагодарила, вышла.

Все получилось.

Но думать об этом она пока что не могла.

Шла вперед, не оглядываясь. Мимо медленно проезжали прошедшие контроль машины, шуршал под ногами черный снег, над далеким-далеким лесом тихо и минорно, как рождественская песня, тянулась торжественная пурпурная пелена заката. Впереди виднелись полосатые столбики – новая территория, граница, новая жизнь. Всегда новая жизнь через двести метров, обычное дело.

Вдруг увидела впереди свою тень – четкую и резную, похожую на ангела, в свете фар.

– Стой! Да стой же! – выглядывает из окошка, машет рукой. – Прошла? Все нормально?

Зеленая пряная навозница, как цирковая наездница, переливается и блестит – все на месте: араб в одеяле на голое тело, обезьяна сидит у него на коленях и грызет, как яблоко, черноватого цвета авокадо.

Это все невозможно, вот что.

– Как? Вас пропустили?! – черт, вот не надо было так удивляться, что теперь будет, что теперь будет.

– А что не пропустили, – деловито и задорно затараторил водитель. – Все нормально было, все как в документации, все со всем сошлось, белое туда, черное туда, и где проблема? Проблемы нет. Но только слушай, это, права у тебя есть? Есть права? Ты же не без документов вот так едешь с одним рюкзаком, есть права?

Кивает.

– Слушай, короче, – вылезает, пошатываясь. – Я не могу вести машину, я пьяный. Да, пьяный. Чик-чик и пьяный, вот как.

– Пьяный?!

– Да, пьяный. Не был пьяный, теперь пьяный, пришлось там еще выпить с ребятами за всякое туда-сюда, здоровье-нездоровье, каляды-маляды. Тут уже другие правила, остановят пьяного – жопа, все. До города давай ты веди, потом – иди куда хочешь.

От него, действительно, сильно несло какой-то сивухой.

Села за руль, барашек уселся сзади, обезьяна Жозефина тут же переползла к нему и начала нежно ворковать, гладя его за ушами и перебирая пальцами его кучерявые волосы. Араб отвернулся и смотрел в окно – вблизи оказалось, что он совсем уже старенький.

Ладно, успокоила она себя, ехать всего ничего.

Остановилась в центре, на маленькой ратушной площади.

– Деньги, – услышала сзади.

Залезла снова за пазуху, достала комок денег, передала. Сзади завозились, запыхтели, передали деньги обратно – уже другие деньги: проверила, пересчитала, все сошлось.

– Все сошлось, – сказала она. – Тогда забирайте вещи, всего вам хорошего.

Оглянулась на заднее сиденье. Там сидел высокий, бледный мужчина лет сорока, у него на руках недовольно изгибалась диким зверьком маленькая сонная девочка лет двух.

– Жужа, мы уже все, мы приехали, можешь не корчить из себя тут уже! – нежно прощебетал кто-то у нее над ухом, обращаясь, видимо, к девочке.

Рядом сидела женщина, очень похожая на мужчину с заднего сиденья, как будто они близнецы – бывают же такие семьи, подумала она, а вот девочка вроде ни на кого конкретного не похожа, отдельная такая девочка получилась.

– Спасибо вам, – тихо сказала женщина, голос ее дрожал и запинался. – Если бы не вы, я не знаю, что бы. Что бы мы. Там же уже все у нас. Как вам это удалось, я не.

– Спокойно, все хорошо, – положила ей руку на плечо. – Это наша работа. Это нормально. Мы же вам говорили, что бояться не надо, это наша работа – бояться. Сказали, что все нормально пройдет, – видите, все нормально.

– Вы не представляете, что мы, – снова попыталась что-то сформулировать женщина. – Там у нас… как это. Уже не было надежды. Теперь вижу, что вы и правда. Счастье, что поверили, а ведь вначале. То есть нет. Просто чудо, что вам это…

– Никаких чудес, – погладила ее по плечу. – Все теперь позади, все хорошо будет. Удачи.

Мужчина молчал, видимо, был все еще в шоковом состоянии. Передал жене девочку, забрал чемоданы из багажника, потом помахал ей рукой: ну, все нормально, значит, уже не в шоке, разберутся как-то теперь, разберутся.

Отъехала немного, остановилась на узенькой улочке, достала из кармана телефон.

– Все нормально прошло, я в городе, деньги заплатили, все в порядке.

Помолчала немного, послушала, вздохнула.

– Нет, давай уже не на этой неделе, тяжело это все-таки, я потом три дня, три дня лежу, просто лежу три дня как чертовая тряпка, ну.

Отложила телефон на пассажирское и не слушала какое-то время, пока из него что-то булькало, шелестело и увещевало. Потом, выдержав паузу, снова взяла.

– Да я понимаю! Понимаю это все, что люди, что они там месяцами и неделями уже, что кошмар что творится, что не выбраться вообще никак, что никто больше не поможет, ну то есть я и все! Понимаю! Но я если каждый день так, то мне трындец, ты не представляешь, как это проходит все, это ужас, ужас просто, сегодня вообще даже рассказывать не хочу, кто там и что, я думала, живая не доеду уже просто!

Но потом закивала, конечно: да, да, понимаю, приеду, всех жалко, никого не спасти, но на самом деле кого-то все-таки спасти, если подумать, но лучше не думать; два дня отдохнуть можно? Можно? Ну спасибо, что можно.

И поехала в гостиницу отсыпаться после этого долгого, долгого, невыносимо долгого рабочего дня.

Представляешь, попросили сняться в фильме в роли тебя. Как будто больше некому, то есть больше и правда некому, сказала она, холодно выдыхая в длинную-предлинную трубку где-то на том конце Вселенной – кто еще остался? Я да ты.