Парень с соседней могилы - Катарина Масетти

Но я сделал другой выбор, который, похоже, сулит мне сохранение усадьбы и обзаведение семьей. Так сложилось, что семья будет с Анитой, и, видимо, это не самый плохой вариант.

Честно сказать, я не верил, что у нас получится толк с Креветкой. Уж очень грозные силы она во мне пробуждала… и все еще пробуждает. Подумать только: хотеть набить морду незнакомому человеку! Вообще-то я никогда не доверял так называемым «бракам по любви», которые обычно начинаются с того, что тебя притягивает на танцах чье-нибудь декольте. Потом, если у декольте оказывается подходящий возраст и социальное положение, нужно пройти через обряд ухаживания (он включает в себя походы в кино, обеды в родственном кругу, посещение магазина ИКЕА и отдых на Родосе), после чего можно заказывать венчание в приходской церкви. А уж дальше все идет по накатанной, пока не наступит время обращаться к консультанту по семейным проблемам.

Примерно так же было и в ту пору, когда жену для сына выбирали родители. Ты точно знал, что тебе достанется женщина порядочная и воспитанная, а там нужно было лишь привыкнуть к ней, потому как рассчитывать на другую не приходилось. Я думаю, Аниту мать бы одобрила.

И мне кажется, мы с Анитой понимаем, что коль скоро и я, и она уже «не первой свежести», то обойдемся без романтики. Нам обоим нужна семья, обоим хочется не дать окружающим повод глумиться над старой девой и немолодым холостяком.

— Эта уже другой коленкор! — сказала Вайолет, когда впервые увидела Аниту. С Бенгтом-Йораном Анита была знакома давно.

Я выскочил на крыльцо и что было силы стукнул кулаком по перилам. Потом, правда, вернулся.

Моя двоюродная сестра не скучная и не ограниченная, хотя рассмешить меня так, как умела Креветка, она не может. С Анитой легко и просто, и она мне всегда нравилась. Но я не могу взять и влюбиться в нее… это все равно что начать вдруг распевать арии из опер. Не мое это, и все тут…

Сама она никогда не спросит: «Ты меня любишь?»

Слово «любить» применимо к массе вещей. Живешь себе на свете и любишь кошек, клубничное мороженое, водолазки и остров Ивиса[24], а потом оказывается, что надо «любить» одного-единственного человека… пока не разлюбишь его и не влюбишься в другого. По-моему, глупость на уровне «русской почты»[25].

Я отношусь ко всему этому, как к старой шутке про аиста: нет у меня веры в аистов, хотя я сам их видел.

Так и тут можно сказать: нет у меня веры в Любовь с большой буквы, хотя я сам испытал ее.

Когда мне не удается заснуть, я думаю о том, что, наверное, не дал своей любви ни малейшего шанса. Не сообразил поставить ее на первое место.

А иногда я думаю, что еще не обрел под ногами твердую почву… если мне вообще суждено это сделать.

Когда мои мысли доходят до обзаведения семьей, перед глазами неизменно возникает Креветка с выпяченным вперед животом, Креветка, носящая в своем худом белом теле мое дитё. Если б я только мог обрюхатить ее… Наградить ребеночком, о котором она мечтает…

Я понимаю людей, у которых от встречи с инопланетянами в башке происходит короткое замыкание, так что они вытесняют из сознания всякую память о них. Инопланетяне не вписываются в нашу картину мира, и ее приходится строить заново. Но уж будьте уверены: я вытесню Креветку из сознания настолько, что в конце концов забуду, где находится библиотека.

Чинить лопнувшие мыльные пузыри

или смешить куклу с закрывающимися глазами

можно до бесконечности

Мне приснилась обувная распродажа. В груде обуви на одном из столов я обнаружила изумительно красивую замшевую туфлю с ремешками — синего цвета, на правую ногу. Я примерила ее. На самом деле ноги у меня белые и тощие, как бейсбольные биты, но в этой туфле нога посмуглела и приобрела округлости, не говоря уже о высоком подъеме балерины. Я стала искать левую туфлю, но нашла только очень маленькую, на пятилетнюю девочку. «Бывает, — равнодушно бросила продавщица. — Это у нас единственная пара. Хотите — берите, хотите — нет». Как можно купить разные туфли? Она что, предлагает мне отрезать полноги? Расстроенная, я ушла из магазина — и проснулась.

Теперь при малейшей попытке хорошо думать о Бенни я заставляла себя вспоминать сон про полноги.

Тем не менее в мой процесс самовосстановления входило и изменение внешности. Сначала я стала подкрашивать ресницы (чтобы скрыть припухлость глаз) и пудриться (чтобы не было видно темных кругов под ними). Потом дошла очередь до помады, и я заметила, что мне приятно повышенное внимание мужчин. Стоило одному из них задержать на мне взгляд, как я злорадно думала: «Вот тебе, Бенни! Кое-кому я нужна!» А еще я купила себе красивую новую одежду, всего два-три предмета, зато ярких тонов — чтобы доказать себе, что я пока жива. И вполне в этом преуспела.

В мае библиотека послала меня на двухнедельные курсы повышения квалификации в Лунд. Оттуда было рукой подать до Дании, и я съездила в Копенгаген, зашла в тамошнюю Глиптотеку. Прямо в вестибюле у них выставлена скульптура Ниобы в окружении многочисленных детей. Поскольку у меня был с собой аппарат, я сняла ее во всех ракурсах. Затем несколько часов ходила по залу с бюстами римских императоров и императриц. Во втором-третьем веках нашей эры их изображения становятся четкими и реалистичными, как фотографии: можно проследить за внешностью человека с детства до старости.

Интересно, как я буду выглядеть через пятьдесят лет? А Бенни?

Я обещала себе непременно встретиться с ним, когда мне стукнет восемьдесят. Едва ли он откажет мне в этом удовольствии.

Отпуск я провела на западном побережье Ирландии, записавшись на курсы акварели. Мы днями напролет сидели у скалистого обрыва и под крики чаек пытались уловить солнечные блики на воде. Двое американцев, брат с сестрой, пригласили меня на Рождество к себе в Висконсин. Брат преподавал там в колледже, и с ним рядом было хорошо молчать.

В крохотном пыльном пабе поселка Баллилэаре я увидела старый холодильник, похожий на тот, что стоит в кухне у Бенни. По крайней мере, стоял. Может, теперь там все иначе?

Однажды (но лишь однажды) я взяла у друзей машину и проехала через деревню, где находится усадьба Бенни, — притворившись перед самой собой, что еду к следующей деревне собирать на вырубке малину. В одном месте навстречу мне ехали на велосипедах Бенни и темноволосая загорелая женщина. У Бенни на руле висела корзинка, и он что-то объяснял спутнице, указывая на окрестные поля. Меня Бенни, разумеется, не заметил. Он был худой и тоже загорелый, с новой стрижкой. Вроде бы довольный.