Эверлесс. Узники времени и крови - Сара Холланд

Ина смотрит так, словно знает мои мысли.

– Такое облегчение доверять тебе, Джулс, я чувствую, что могу с тобой разговаривать, что ты понимаешь. – Она немного застенчиво улыбается. – Скажи мне прекратить, если я несу чепуху. Знаю, это слишком прямо…

Я качаю головой: мне понятны чувства, которые она испытывает по поводу родителей. Я постоянно возвращаюсь мыслями к папе. Его письмо в нагрудном кармане уже почти рассыпается на части от того, сколько раз я разворачивала и складывала его, чтобы прочесть. И я хочу, чтобы Ина об этом знала, чтобы доверяла мне.

Ина пускает Маву вперед. Медок следует за ними. Мы странная пара: принцесса и служанка, одна когда-то была сиротой, другая недавно ею стала, одна в милости у Королевы, другая любима отцом. Думаю, будь такая возможность, я ни за что не поменялась бы с ней местами, не променяла бы папу на Королеву.

От этих мыслей я снова чувствую боль утраты и пытаюсь быстро найти другую тему для разговора, прежде чем горе поглотит меня.

– Я полагала, сиротский приют Королевы находится на восточном побережье, возле дворца. – Про себя же отмечаю, что поездка туда займет недели, а у нас с Иной запасов на день.

– Это был первый приют, – говорит Ина. – Я уже почти все посетила. Их так много, Джулс, по всему королевству: семьи продолжают бросать своих детей под стенами дворца. Мы могли бы создать свой собственный город.

Я качаю головой, представляя город сирот, растущих на свободе, не знающих своего прошлого.

– Я посетила все, которые смогла найти, чтобы посмотреть их записи, – продолжает Ина. Понятно, что она думала об этом тысячи раз. – Правда в том, что я даже не знаю, из какого я приюта, и не могу спросить ее величество.

– Конечно, нет, – бормочу я и глубже кутаюсь в шерстяной плащ.

– Знаю лишь, что Иной меня назвала настоящая мать, – она недолго молчит. – Но все равно не могу быть в этом уверена. – Я и без дополнительных разъяснений понимаю, что чувствует Ина: боль оттого, что больше никогда не ощутить тепла родного прикосновения, не услышать слов одобрения и поддержки, оставила зияющую рану в моем сердце. – Так что я побывала почти в каждом приюте в королевстве. И ничего не нашла.

Теперь нездоровое любопытство берет надо мной верх. Живы или мертвы мои настоящие родители? Зачем они оставили меня возле стен дворца: чтобы я стала приемной дочерью Королевы, чтобы меня забрали в приют или чтобы я умерла, вдыхая соленый морской воздух? Как папа удочерил меня? Связана ли с этим его смерть?

Солнце уже высоко в небе, но я снова вся дрожу, и лишь мысли о письме в нагрудном кармане греют меня. Должно быть, папа нашел меня в одном из этих приютов и дал мне то, чего нет даже у Ины Голд, принцессы Семперы: любовь.

После мрачного разговора остаток пути мы проезжаем в относительной тишине. Карта Ины ведет нас по все более узким дорогам, равнинам и лесам, пока наконец в березовой роще мы не находим огромные, украшенные орнаментами ржавые ворота из кованого железа. Слова наверху покрылись снегом и льдом, но я все равно могу разобрать надпись: Пристанище детей Семперы, ведь у всех должен быть дом.

Мы в нерешительности останавливаемся, точно не зная, кого позвать, – за воротами лишь белое безмолвие. Но, прежде чем успеваем спешиться, у ворот появляется ребенок – маленькая девочка с короткими черными волосами и большими-пребольшими глазами, не старше шести-семи лет. Она внимательно рассматривает нас, вцепившись голыми пальцами в железные прутья. На ней потертое пальто и штаны, которые ей велики. Она одета совсем не по погоде.

– Ты фейри? – спрашивает девочка.

Ина открывает рот, замирает, а потом смотрит на меня. Обычное самообладание, кажется, покинуло ее: она выглядит встревоженной и неуверенной, губы потрескались оттого, что она их кусает. Кроме недавнего случая перед дверью королевских покоев, я никогда не видела ее такой растерянной, даже когда она впервые ступила в Эверлесс рядом с Королевой. Но теперь она нервничает. Поэтому я спрыгиваю с лошади, тяжело приземляясь на снег.

Маленькая девочка стоит на месте, когда я подхожу ближе и присаживаюсь на корточки по другую сторону ограды, чтобы наши глаза были на одном уровне, пытаясь вспомнить, как папа говорил со мной, когда я была в ее возрасте.

– Фейри не существует, милая, – я стараюсь, чтобы мой голос звучал приветливо и весело, хотя не могу отбросить мысль, что ей, должно быть, очень холодно.

Девочка кивает и смотрит мимо меня на лошадей. Я оборачиваюсь и вдруг вижу их глазами ребенка: блестящую шерсть Мавы и шелковую гриву, гордый изгиб шеи Медка.

– Ты можешь погладить их, – говорю я девочке. – Давай.

Она моргает, а потом едва заметная улыбка озаряет ее лицо. Ребенок хватает металлические прутья и пятится, таща ворота за собой. Я киваю Ине – та неуверенно смотрит на меня, а потом спешивается, берет поводья обеих лошадей и ведет их через ворота. Девочка поднимает руку, чтобы погладить бок Мавы, когда Ина проводит их мимо, – она зачарована.

Между деревьями перед нами вырастает сам приют – огромное обветшалое здание: кажется, что кто-то пытался повторить Эверлесс, но у него не было достаточно кровавого железа или расчетливости Герлингов. Два крыла из черного камня образуют огромный голый двор, по которому друг за другом бегают десятки мальчиков и девочек, играя в снежки. На вид все они не старше десяти лет. Их крики и визги эхом отдаются среди деревьев.

Ина берет меня за руку. Она отстает, тревожно посматривая на здание.

– Ты зайдешь туда вместо меня? – спрашивает она. – Мне нужно пройтись.

Я удивлена.

– Ты сама не хочешь посмотреть?

– Мы практически одного возраста… – Ина избегает моего взгляда, вместо этого рассматривая детей, с любопытством глазеющих на лошадей. – Спроси, можем ли мы посмотреть на записи того месяца, когда Королева нашла меня. Думаю, этого будет достаточно. Но скажи, что это для тебя, ты интересуешься своим прошлым. – Ее речь становится все быстрее и быстрее, она нервничает, называя день своего рождения, который ей сказала Королева, – шестое марта, – и я понимаю, что она всего на несколько дней старше меня. Я родилась одиннадцатого.

Ясно, почему она хочет, чтобы я притворялась, что ищу информацию, – ведь люди не должны знать, что Ина тайком пытается узнать о своей жизни до того, как попала под опеку Королевы. Сердце сжимается от боли и жалости к себе. Я по-прежнему лишь вещь, которую можно использовать, когда это понадобится тому, кто обладает достаточной властью, – даже Ине Голд, девушке, которая лишь час назад сказала, что может доверять мне, что мы понимаем друг друга. Но я согласно киваю.

Ина уходит искать конюшню, а я иду в дом. Подойдя ближе, вижу, что здание приюта давно не реставрировали. Некоторые кирпичи в стене, кажется, расшатались, и я ступаю на пол из древних прогнувшихся досок. Слабый огонь горит в камине. Маленький лысеющий человек сидит за столом на другом конце комнаты и что-то записывает в учетный журнал. Услышав щелчок входной двери, он поднимает взгляд и вздрагивает, увидев меня.