Сливки - Ольга Гуляева

А после этого ты пытался вызвать во мне чувство благодарности. Но оно никак не приходило. За что я себя корила: как можно быть такой неблагодарной дрянью после всего того, что ты сделал для меня? На самом деле мы все, все до единого были твоими пешками. Жертвами в пользу утоления твоего тщеславия!

Ты научил меня быть терпеливой. Десять лет, живя с тобой, я томилась запретной любовью. А когда наконец вкусила ее и насытилась, мне пришлось поплатиться и за это. Ты лишил меня себя, когда был нужен больше всего, лишил детей. И в течение последующих лет ты проделывал это повторно все изощреннее: возвращаясь ко мне, ты умирал, даря мне нового ребенка, впоследствии забирал у меня уже троих детей вместо двоих. Даже с того света!

Когда у меня никого не осталось, я снова обрела любовь. Такую реальную, лишенную маниакальной страсти, наполненную заботой и взаимопониманием. Но и Алекса ты убил. Твои союзники застрелили его как собаку, объяснив это тем, что он все равно не подходил для этой чертовой новой эры.

Я продолжала говорить долго. Все то, что раньше выговаривала в пустоту бессонными ночами. Теперь у меня появился самый что ни на есть целевой слушатель. И остановилась я лишь когда заметила, что он в процессе моей речи как будто постарел еще лет на десять. Только тогда я резко остановилась и посмотрела на него с нескрываемым ужасом: а он ведь и вправду скоро умрет.

На самом деле в его лице ничего не изменилось, кроме прибавившейся скорби от моей речи, просто солнце за окном слегка поменяло угол и его лучи стали падать аккурат на сморщенную старческую кожу Жданова.

Я долго бродила по центру города не в силах совладать с обуявшим меня гневом. Мне пришлось покинуть Влада в тот момент, когда я поймала его виноватый, покорившийся всем моим грозным речам взгляд. Нет! Я не собиралась его жалеть! Но собственные слабость и бессилие не позволили мне остаться с ним дольше. Иначе бы мне пришлось смягчиться, забрать назад некоторые слова, а это было недопустимо. Каждое обвинение Влад получил вполне заслуженно. Но что, если он прав? Хотя бы отчасти. И с детьми все хорошо. А он скоро умрет. Но нет, я не вернусь. Не сейчас. Прожил припеваючи тридцать с лишним лет между нашими встречами – поживет и еще.

Возвращаться в гостиницу сразу же тоже не хотелось. Тот район был еще более унылым, чем полупустой центр. Тем более, Жанна вернется из больницы только вечером. Где я сейчас могла бы найти Раджу – тоже неясно. Да и вообще мне пока не хотелось никого видеть. Наматывая километры по городу, вглядываясь в незнакомые лица прохожих, я не забывала оценивать положение солнца, чтобы мне не пришлось возвращаться на окраину города в темноте. В метро электричество еще будет, но дворы в районе гостиницы слишком мрачные и пустынные.

Чтобы вынужденная прогулка не лишила меня последних сил, я зашла в бистро, из которого пахло свежей выпечкой. Взяла хот-дог с аппетитной сосиской, обильно залитой кетчупом и горчицей – такой деликатес я в последний раз позволяла себе, наверное, в студенческие времена, – и заглотила его в три укуса, едва покинув забегаловку, чтобы никакое очередное происшествие не помешало моей трапезе. Хотя ничего вокруг не предвещало беды, а хозяин бистро, или тот, кто просто взял на себя инициативу готовить хот-доги, показался мне самым приветливым человеком из всех, кого я встречала за эти полтора дня.

Проветрив голову от сегодняшних событий и встреч, насколько это было возможно, и обнаружив себя у входа в метро Площадь революции, я решила, что пора вернуться в гостиницу.

Спускаясь на эскалаторе, включенном благодаря вечернему времени, которое виделось сливкам пиковым по пользованию метрополитеном, я огляделась по сторонам. По мере тог как я спускалась, вверх от меня уплывала стена верхнего вестибюля этой старинной станции метро, на которой был изображен герб СССР и высечены на камне строки из советского гимна. Очередная волна грусти и безысходности накрыла меня с головой. Конец света все-таки наступил. Все что происходит сейчас – не более чем дикий танец на костях, на пока еще довольно целых, но все-таки уже развалинах канувшего в небытие мира. Ешьте, пейте, наряжайтесь в дорогую одежду – делайте что душе угодно напоследок! Это все ваше, потому что после вас это уже никому не пригодится. Конец.

Сходя с эскалатора погруженная в свои мысли, я не обратила внимания на бродягу, сидевшего на каменном полу.

И только пройдя шагов десять вдруг вздрогнула, резко остановилась и оглянулась. Бродяга! Как такое возможно? С жильем проблем нет, деньги для выживания не нужны – почему он сидит на полу, скорбно опустив голову, покрытую спутанными сальными волосами. Пьяницей он тоже, судя по всему, быть не может.

В этот момент прогудел подъезжающий недопоезд, на этот раз, как и обещал Раджа, он был на целый вагон длиннее, чем с утра. Я приняла решение не задерживаться, чтобы не ждать потом лишних пятнадцать минут. Но сгорбленный образ бродяги еще долго не выходил у меня из головы.

В вестибюле гостиницы меня ждал приятный сюрприз. Тут были все, кого я была, пожалуй, не прочь сегодня повидать. Раджа и Жанна сидели в мягких черных креслах за стеклянным столиком, пили кофе и мило болтали. Хоть у кого-то сегодня день удался, не без тени раздражения подумала я, но радость видеть знакомые лица все же перевесила.

Я натянула максимально беззаботное выражение на свое лицо, но Жанна все равно спросила, что со мной не так, когда я уселась с ними за стол.

Но прежде чем рассказать о своих сегодняшних похождениях, я спросила Раджу:

– Нет ли новостей?

Тот покачал головой и с ноткой сочувствия в голосе уточнил:

– У Жданова тоже ничего?

– У Жданова? Он имеет в виду Влада? – неприлично громко воскликнула Жанна.

Я сама виновата, что ничего не сказала ей ранее по поводу своих подозрений. Это ведь и впрямь не будничная новость. Жанна вместе со мной поминала моего мужа на его могиле в годовщину смерти.

– Я видела Влада. Но о детях он ничего не знает, – ответила я сразу двум собеседникам.

Раджа поджал губы и кивнул, а Жанна так и осталась сидеть с приоткрытым ртом.

Я попросила араба добыть мне кофе, а в это время вкратце рассказала Жанне про историю с Владом.

Потом мне пришлось поделиться с собеседниками трагедией, которую мне довелось наблюдать сегодня. Раджа снова не очень удивился, а Жанна пришла в ужас. Ее первый день в больнице и то прошел без происшествий, даже без тяжелобольных. Требовалась только помощь с переломом и обработка небольшой раны.

– Списки суицидников. Что это за ерунда? – обратилась я к Радже.

Он тяжело вздохнул и отвел глаза, как будто показывая тем самым, что я узнала о чем-то, чего мне знать не полагалось, по крайней мере, так скоро.

– У каждого времени есть своя чума, – вздохнул Раджа, – Это как неотъемлемый атрибут каждого общества на определенном витке его развития. Истории известны такие методы естественного отбора, как болезни, войны, геноцид, терроризм. А сейчас, казалось бы, в свободном от всех былых напастей обществе, поднялась волна самоубийц.