Книга Трех - Дмитрий Билик

— Чего ж ты тогда общаешься с таким недалеким как я? — не смог я проигнорировать колкую фразу.

Катя не ответила, но сила в ней на мгновение всколыхнулась. И тут же успокоилась, подчиняясь своей обладательнице. Больше за весь урок Зыбунина не сказала ни слова. Зато все остальные после ритуалистики очень хотели поговорить.

— Прими мои поздравления, надеюсь фамилии Татищевых и Кузнецовых будут идти рука об руку и станут поддерживать друг друга.

— Прими мои поздравления, надеюсь…

Ко мне натурально выстроилась очередь. Причем в ней стояли даже высокородные, терпеливо ожидая, когда им дадут прикоснуться к новому благородному телу. Зато стали понятны слова Байковы. Это вроде обязательной программы после появления нового аристократа. Интересно, младенцам то же самое говорят, хоть они ничего и не понимают?

— Прими мои поздравления, надеюсь фамилии Куракины и Кузнецовы…

На Сашу было больно смотреть. Самым натуральным образом. Будто он съел пару лимонов, закусывая их горчицей и васаби, а потом ему еще дали промеж ног тяжеленным башмаком. Плюс ко всему, у него и до этого было плохое настроение. Но ничего. Со своей ролью он справился. Даже руку пожал, стараясь не смотреть в глаза. Жизнь благородного прекрасна, как по мне.

Зато удивила Терлецкая. Грудь привычно заныла при ее приближении. Правда, боль уже была почти не различимой, тупой, скорее даже было бы странно, не окажись ее вовсе. Поэтому я не обращал на нее внимания. Кроме стандартных «приветственных слов» в конце Света добавила совсем неожиданное.

— Я рада, что ты стал благородным. Теперь отцу не удастся затащить тебя к нам.

Сказано подобное было таким благодушным тоном, будто это и хорошо. К тому же Терлецкая улыбалась и как-то заискивающе стреляла глазками. Ага, второй раз я на это не куплюсь. У меня и так с каждым годом целых мест на теле становится все меньше. Поэтому спасибо. Я поблагодарил ее в ответ, и мы разошлись. Как в море корабли.

— Вот, держи, — протянул мне Максимов здоровенный талмуд, когда мы возвращались с учебы обратно.

— «Рекомендованные правила достойного поведения дворян в высшем обществе под издательством М. Керна от 1747 г.», — прочитал я. — А это что, обязательно читать? Мишка, ты мне мстишь за что-то?

— Его я попросил, — отозвался Байков. — Меня почему-то библиотекарша не взлюбила. А Мишку она вроде как даже побаивается. Изучай, чтобы впросак не попасть. Обычного благородного с юности учат должному поведению среди себе подобных. У тебя этой возможности нет.

Я закинул книгу в пространственный карман. Вот придумали. Мало мне в жизни не интересных книжек. Так еще эту галиматью подсовывают. Но не спорить же? Я как-то пришел к выводу, что если ты хочешь что-то сделать по-своему, то не надо об этом говорить. Тем более спорить или что-то доказывать. Надо просто делать. Хотя понятно, что Байков желает мне только добра. Может и пролистаю книжку.

По пришествии в комнату нас ожидала самая странная картина в виде нескольких сдвинутых и накрытых столов. Признаться, я подобного не припомню даже во время Белого бала или Нового года. Огромная жареная курица, обложенная блестящей от масла картошкой, натертая свекла с чесноком и сметаной, внушительная тарелка с сельдью под шубой, несколько салатов: один точно с колбасой, другой украшен сверху ананасами, третий с морковью и курицей, четвертый просто летний. Тут я дошел до двух пирогов, от которых еще пылало жаром и взгляд мой уперся в исполинский шоколадный торт. Рядом с ним с самым виноватым видом стоял Потапыч.

— Ну не сволочи ли, хозяин? Что за стол? В глаза смотреть стыдно. Что тут скажешь — домовые. Все у них через одно место.

— Ты как это все достал? — пытался я не захлебнуться слюной.

— Так должки старые решил вернуть. Тут один проштрафился, другой задолжал. Вот и я говорю им, к вечеру такой стол нужен, чтобы вся школа на ушах стояла. Но это ж домовые. Собрали, будто на поминки, а не на праздник.

— Мы все это не съедим, — тяжело выдохнул рядом Мишка.

— Но сделаем все, что от нас зависит, — гипнотизировал торт Байков.

— Стоять! Мишка прав, не съедим, а только понадкусываем. Рамик, давай пробегись по нашим, разночинцам, в смысле. Зови всех. Байков, ты пройдись по благородным. Ну, как ты там это делаешь, пригласи со всем уважением. Только пусть стулья тащат.

— Зря ты это, — заметил Рамик. — Азамат, к примеру, пожрать вообще не дурак.

— Хватит жмотится. Потапыч банкует. Да и куда нам столько? От заворота кишок помрем завтра. Давайте, давайте. Мишка, а нам вообще можно в комнате подобные э… праздники устраивать?

— Ну, если без алкоголя, сигарет и мордобоя, то почему нет? Главное до отбоя управиться. Домовые не разрешают еду из столовой выносить. Но прямых пунктов в школьных правилах я не нашел. Тем более, мы формально ничего и не выносили. Поэтому, исходя из логики школы: что не запрещено, то разрешено.

— Че-то я не понял, вино-то ставить или нет? У меня домашнего есть чуток. Осьмины не будет, но вам, думаю, хватит.

— Никакого вина. Лучше компота. И нам еще тарелки нужны, приборы, стаканы. Побольше. Потапыч, будь другом, достань, пожалуйста. Я же знаю, что ты можешь.

— Что за молодежь пошла? Никакого разумения, как гулять следует, — грустно вздохнул банник. И уже исчезнув, пробормотал из пустоты. — Чувствую, с такими вьюношами мы страну потеряем. Как есть потеряем.

Спустя полчаса комната стояла на ушах. Но даже обычно обеспокоенный нашими проектами Зайцев веселился вместе с остальными. И я его понимаю. Такого разнообразия продуктов сразу мы не видели давно. Нет, нас кормили вполне сносно. Давали именно то, что нужно растущему организму, который испытывает постоянные физические нагрузки. Только от такой еды уже тошнило. То ли дело навалить себе тарелку сельди под шубой или вгрызться зубами в курицу, покрытую золотистой поджаренной корочкой.

На общий шум (или на запах еды, кто знает?) даже прибежал Козлович. Он обвел нас строгим взглядом, но не сказал ни слова, после чего удалился. Вообще, я сам удивился, как наша пусть и просторная комната вместила большую часть класса. Пришла даже Терлецкая и Горленко с сестрой. В противовес этому решила не отмечать мое неожиданное благородство Зыбунина. Когда все так вдруг поменялось?

Но все-таки обжираловка удалась. Наверное, это был первый и последний случай, когда благородные сидели рядом с разночинцами. И общались совершенно спокойно на разные темы. Но праздник, как и все хорошее, закончился и начались суровые школьные будни.

Страсти по имению Кузнецовых, которое, как оказалось, мне вовсе и не принадлежало, постепенно улеглись. Ну а чего дергаться, если ты ничего ровным счетом поделать не можешь? В конце месяца я получил заветные две монеты и, собрав стипендию со всех своих друзей, передал деньги Байкову. А тот уже занялся созданием двух прототипных артефактов.

Появились первые успехи по переходу в Коридор. Если в конце сентября перемещение получалось через раз, то к середине октября я довольно уверенно и относительно быстро оказывался в прослойке миров. Иногда Якут шел за мной следом, демонстрируя детали, на которые я бы внимания не обратил. Или показывая приемы, как он это называл «быстрого принятия мира».