Хранящая огонь - Властелина Богатова

— А то и говорю, он же за тобой приехал, просил отдать в жёны. А как смотрел на тебя! Слепая только не увидит, как жаждет он тебя, такое невозможно нарочно показать, женщину не проведёшь, бабье чутьё не обманешь. Ты верно глупая, что не замечаешь, какими глазами смотрит он на тебя. Да он влюблён просто в тебя без остатка. Любая девка мечтает, чтобы на неё смотрели так голодно, вожделенно.

— Замолчи! — шикнула Мирина, не в силах это слышать, накрывая уши, отказываясь воспринимать всё. — Не говори ничего. Не надо!

— Что, не хочешь?! — всхлипнула надрывно Световида, видя, что по самому живому бьёт, фыркнула зло, будто в отместку, будто только и ждала этого, терпя и копя в себе столько времени. — Да ты сама во всём виновата! И из-за тебя теперь страдают все! — резко выкрикнула она, и голубые глаза княгини потемнели до черноты, колыхнулись отблески огней от святцев, и мороз пробрал от вида её неузнаваемого. И ясное же дело, что мать за детей кровных заступается, за свою плоть и кровь. Мирина, слыша, как бешено колотится сердце, ощутила, как душные слёзы обжигают щёки. В том, что Вихсар убьёт братьев, не сомневалась, и если это и есть любовь, то безумная, страшная, уродливая, ей такой не нужно, уж лучше ничего. Но то, что она виновата и наслала беду не только на своё семейство, но и на племя своё, ощутила явственно и остро.

— Если бы ты не спала с братом моего отца, ничего бы такого не случилось! — вырвались сами собой боль и обида, что копились, бродили в душе уж много дней, да только легче от того не стало.

Световида даже в лице изменилась, так и окаменела на месте, дрогнули её губы, а взгляд и вовсе опрокинулся в бездну ледяную.

— Много ли ты знаешь о жизни, чтобы судить, — только лишь сказала она.

И Мирина невольно отвела взгляд, укоряя себя за подобные слова.

— Да ты просто сама не любила никогда и хочешь, чтобы всё тебе на блюдечке преподносили. Не дождёшься! Да я даже не знаю, что валгановский вождь нашёл в тебе кроме того, что между ног у тебя.

Мирина вспыхнула, как сухой пух, что даже искры посыпались перед глазами, и вместе с тем стыд обжёг.

— А что ты так краснеешь? Будто девица невинная. Думаешь, я не догадываюсь ни о чём? Да с первого взгляда по тебе можно было прочесть, когда вернулась ты, что задрала подол ему. И надо же, вернулся, да не просто забрать, а невестой назвать своей?! — зло и с какой-то долей завистливости улыбнулась Световида. — А Вортислав… — княгиня замолкла, ища в себе силы успокоиться немного, вздохнула устало и задумчиво. — Вот и мне хотелось такого, чтобы не отрывал глаз, чтобы нужно было не то, что под юбками, чтобы не только телом, но и душой прикипел. А с каждым годом, когда красота увядает, жаждешь этого всё сильнее, как воды в засуху. Да что я тебе это всё говорю, — махнула она рукой и к двери шагнула, намереваясь прекратить этот бесполезный спор.

А Мирина так и осталась стоять посередине горницы, выпитая до суха, что даже и слёзы перестали жечь глаза, такое равнодушие, а вместе с тем отвращение от всего, что услышала, накатило.

— Это ты не понимаешь, что значит жить в неволе, — бросила она уже в спину мачехе.

Световида остановилась, расправляя плечи, вытягивая шею, обернулась, и Мирина даже отшатнулась, испугавшись её вида.

— Ты всегда была гордячкой, и сейчас строишь из себя важную особу. Каждая баба знает, что мужикам нужна покладистость да ласка, и своё раздутое величие ты для другого дела прибереги. Мужчины не любят проигрывать. И он не проиграет, не из таких. Любым путём добьётся своего, сломает рано или поздно. Да и забыла ты видно, что участь наша такая в роду правящем — не только о себе должна думать. Меня тоже выдавали, не спрашивая о том, хочу ли за него, — сказала Световида на одном выдохе и замолкла.

Звенящая тишина тут же залила пустоту светлицы, заполная всё, проникая внутрь. Ещё миг смотрели в глаза друг другу, и Мирина наблюдала, как перетекают тени по осунувшемуся лицу женщины, а потом Световида отвернулась, толкнула створку и вышла.

Хотелось бить стены, сносить всё, кричать, бежать прочь ото всего этого безумия, но боль всё сильнее поглощала, утягивая на самое дно, выжимая все силы до капли. И не оставалось воли противостоять всему совершенно. Её всё ещё потряхивало от разговора. Взгляд затуманенный невольно упал вниз, зацепившись за ленту в косе, она, сжав зубы, зло дёрнула её, выплетая из волос, на пол бросила, растоптав яростно, и уже лежала та, запачканная вся грязью.

Огонь, за которым устроился на выстеленных по земле мехах валгановский вождь, гудел в ночной тишине, заливая всю глубину души своим живительным мягким биением, лился в самую сердцевину естества, исцеляя и наполняя до краёв. Хоть и холодной выдалась ночь, но валганы всё равно оставались под небом, не прятались в шатры, расселись возле костров, что развели вдоль покатого берега реки, едва ли не под стенами городища.

Здесь с южной стороны, место тихое. На всём протяжении берега виднелись всего лишь пять изб, две из которых и вовсе были заброшены. Ушли ли хозяева ближе к посаду, ища надёжность и защиту, или же умерли все, то неизвестно. Глубокая полноводная река Иржа широким поясом извивалась меж покатых берегов, тонула в густеющим ночном мареве у самого окоёма, будто земля там обрывалась в пропасть. Вихсар долго думал над тем, почему местные так прозвали реку, она ничего ему не напоминала, таких рек было много, оплетали землю, как вены под кожей. А потом как-то, ещё зимой, когда он совершал второй свой поход по землям воличей, его отряд шёл через лес, спускаясь к берегу этой речушки. Не ожидая того, из заснеженной стылой чащобы на дорогу вышел старец древний с длинной седой, будто инеем покрытой, густой бородой до самого пояса. Взгляд его глубокий говорил о высокой духовности, мудрости и жизненном опыте немалом. Лицо было изрезано морщинами, но плечи ещё казались крепкими. Одет был в шубу из волчьей шкуры, что скрывала до самых колен долговязый стан, стянутый туго широким поясом, на котором висели узелки да нож, на голове шапка, надвинутая на пронзительно-голубые глаза, такие молодые и твёрдые, как лёд. Старик направлялся как раз в ту же сторону, что и Вихсар с людьми, а потому оказался попутчиком. Он и рассказал, почему река имеет такое наречение.

Каждая черта в названии имеет определённое значение, — вещал мудрец. — Вот взять первую букву иже[1] [и], — старец начертал на снегу символ — две палочки подряд, — объединяет два берега, которые соединяются едва ли не у истока мостом, — прочертил он нить от вершины одной полосы до низа другой. Ръци [р] — сила, а что есть сила? Силой может быть и вода в русле, которая даёт, — он начертал следующий знак, — даёт Животъ [ж] — жизнь нам детям, славящим светило, детям богов — азъ [а], — вырезал он в снегу последнюю букву.

Вихсар понял тогда, что не простой путник попался ему.

Сложная твоя наука, старик. Сложная и глубокая, — ответил тогда вождь.

Мудрец лишь глаза прищурил, добро и снисходительно усмехаясь в усы, будто учитель — своему ученику, который усвоил урок, а принять не желает. Так они просидели возле костра зимнего долго, беседуя мирно, пока Вихсар не задремал, а как проснулся, не обнаружил старца в лагере своём. Этот лес и берега рек валган изъездил вдоль и поперёк, забредая туда, куда человеческая нога ещё и не ступала, зная каждую лощину да все озёра с их прозрачными водами, с чёрными глубинами, в которых, по поверьям воличан, живут духи. Возможно, он бы не верил в них, но порой стоило оказаться возле этих окрестностей гиблых, и накатывало помалу беспричинное беспокойство, сковывая неизвестностью, страхом перед тем невидимым, не явным глазу и несомненно опасным, вынуждая сердце биться чаще, разгоняя толчками кровь по венам. Вихсар старался объезжать те места стороной.