Тайны Третьего Рейха. "Гладиаторы" вермахта в действии - Олег Пленков

Для Гитлера завоевание огромной территории на Востоке было обычной колониальной войной, а не освобождением советского народа от ига или борьбой с большевизмом. Кроме того, советско-финская война показала всему миру слабость РККА: миллионная армия Тимошенко долгое время ничего не могла поделать с маленькой финской армией и несла огромные потери (в ходе финской войны общие потери наших войск составили 281 192 человека, а потери финской стороны — 23 500 солдат). Знаток истории РККА Николай Григорьевич Павленко указывал, что репрессии 1937–1938 гг. серьезно снизили и без того невысокую боеспособность РККА: наблюдалось небывалое падение дисциплины, командиры находились в растерянности. Репрессии в отношении командных кадров РККА продолжались и в ходе войны, и почти целое десятилетие после ее окончания. Самым слабым местом Красной армии с конца 20-х гг. до начала 40-х являлось неуклонное снижение морального состояния войск. Красная армия изначально создавалась не как военная организация государства, а как инструмент большевистской партии. Для этого в армии была создана разветвленная система политических органов, главной функцией которых была слежка за деятельностью военачальников. Власть политработников прямо или косвенно распространялась на многие сферы: на войска, на кадровую политику, на трибуналы, на особистов, на снабженческие органы. Некоторые политработники, понимая бесполезность своей работы, переходили на командирские и другие посты. Так было с маршалом И. С. Коневым, маршалом П. С. Рыбалко, генералом А. В. Хрулевым, генералом И. Т. Коровниковым. Обладая огромной властью, политработники почти ни за что не несли никакой ответственности. Например, в июле 1941 г. по приговору трибунала были осуждены и расстреляны четыре генерала — командующий фронтом Д. Г. Павлов, начальник штаба фронта В. Е. Климовских, начальник связи фронта А. Т. Григорьев, командующий 4-й армией А. А. Коробов. Члену же Военного совета фронта А. В. Фоминых Мехлис, руководивший по поручению Сталина этой расправой, приказал «уйти с глаз и больше в штабе фронта не появляться».

Представить себе такую армию (не в Отечественной), а в агрессивной, наступательной войне, требующей инициативности и оперативного мастерства, было абсолютно невозможно; Сталина трудно обвинить в безрассудстве: он все-таки был прагматиком власти, а не авантюристом, как Гитлер.

Между тем, к 24 июня Манштейн вклинился на 100 км; 26 июня он был уже в Двинске (Даугавпилс), мост через Двину был захвачен — это было выдающимся достижением. Теперь коридор шириной в 100 км у входа вел прямо к Ленинграду. За пять дней немцы прошли половину пути, который отделял их от «колыбели революции». 27 июня советские войска были окружены под Минском; приграничное сражение оказалось проиграно Западным фронтом на пятый день войны. Характерно развивались события под Барановичами, которые обороняли остатки советских 121-й и 155-й стрелковых дивизий; там на 30 тысяч солдат было 10 тысяч винтовок. Для обороны города привлекли формируемый в этом районе 17-й мехкорпус, который был укомплектован рядовым составом, располагал артиллерией и 63 танками. Правда, личный состав мехкорпуса не имел необходимой подготовки, в дивизиях не было штабов и отсутствовали средства связи и артиллерийские снаряды. Штаб фронта потерял всякое управление корпусом. Справедливо считая соединение небоеспособным, задач ему не ставили, но в тыл для доукомплектования отвести забыли. И вот 26 июня практически безоружные красноармейцы попали под гусеницы танков Гудериана, элитной части вермахта: в один день 17-й мехкорпус Красной армии перестал существовать. Этот эпизод был типичен для всего развития событий в этот период войны. Приблизительно за восемь дней было полностью разгромлено шесть советских армий.

Еще во время боев в районе Минска высвободившиеся части обеих танковых групп были сведены в 4-ю танковую армию, которая начала наступление на Смоленск. 10 июня немецкие войска вышли к Днепру в районе Рогачева, Могилева и Орши и начали готовиться к форсированию реки. Сюда же, по мере выполнения задач по ликвидации окруженных в районе Минска войск противника, подтягивались пехотные дивизии. Казалось, успех достигнут, и теперь нужно просто подтянуть тылы и достаточное количество резервов. Если говорить о масштабах захваченной территории, то итоги пограничных сражений в Советском Союзе можно признать в оперативном отношении выдающимися; в части же уничтожения живой силы противника они заслуживают более скромной оценки. Хотя группа армий «Центр» в результате двух сражений (за Белосток и Минск) добилась побед, приведших к уничтожению основной массы войск противника, две другие группы армий попросту гнали противника перед собой, не имея возможности навязать ему решающее сражение. Вследствие такого развития событий на флангах Восточного фронта генерал Бутлар в аналитическом обзоре ставил вопрос, нельзя ли (как предлагали в немецком Генштабе) сосредоточить севернее Припятских болот еще более крупную группировку немецких войск за счет ослабления групп армий «Север» и «Юг» и ограничения их целей и задач, — с тем чтобы нанести в центре более мощный удар? Такая расстановка сил позволила бы не только лучше использовать создавшуюся в ходе пограничных сражений благоприятную оперативную обстановку, но и создала бы все возможности для того чтобы выйти на оперативный простор и, безостановочно продвигаясь на восток, в кратчайшее время овладеть ничем не защищенной Москвой, тем самым нанеся Красной армии решающее поражение и серьезно нарушив всю ее систему управления и снабжения. Бутлар считал весьма сомнительным, что Буденный или Ворошилов смогут быстро и достаточными силами ударить по глубокоэшелонированным флангам огромной массы наступающих на Москву немецких войск.

Кроме того, Бутлар указывал на еще одну возможность для решительного усиления группы армий «Центр»: в 1941 г. Англия была еще не в состоянии крупными силами осуществить вторжение на континент, поэтому можно было, пойдя на некоторый риск, снять 2/3 войск вермахта с Запада и за их счет усилить группу армий «Центр». Это позволило бы накопить в тылу этой группы армий достаточные резервы для наращивания силы удара. Если Гитлер действительно хотел победить Советский Союз в блицкриге, то нужно было идти на этот риск. Эти силы явились бы для центральной немецкой группировки тем резервом, который дал бы возможность быстро решить исход всей кампании. А на Запад можно было перебросить некоторое количество сил из армии резерва, а также запасные части Люфтваффе.

По всей видимости, Гитлер, как и большая часть высших офицеров, был загипнотизирован первоначальным превосходством вермахта. На самом деле, гибкость и оперативность управления немецкими войсками со стороны командиров всех степеней, отличная боевая выучка и опыт помогали одерживать верх над противником, хотя он часто имел превосходство и в людях и в боевой технике. Однако в результате упорного сопротивления РККА, уже в первые дни боев немецкие войска понесли потери, которые были значительно выше потерь в Польше и во Франции. Стало очевидным, что способ ведения боевых действий и боевой дух противника, равно как и географические условия страны, были совсем не похожими на те, с которыми немцы столкнулись в западном «блицкриге».

Германское командование надеялось, что после Минска танковые части смогут с ходу форсировать Западную Двину и Днепр и развить наступление на Смоленск с целью ликвидации оставшихся советских войск и открытия пути к Москве. Однако немцев ждало разочарование: из глубин страны в это время выдвигались семь свежих советских армий второго стратегического эшелона. В них было 77 дивизий, около миллиона солдат, более 3000 танков. Буквально на глазах вместо одного разгромленного фронта возникал другой. Это не укладывалось ни в какие расчеты.