Живая вода мертвой царевны - Дарья Донцова

А потом они непременно добавляют:

– К сожалению, статистика по нахождению пропавших детей отнюдь не радужная.

– Не надо сразу думать об ужасном, может, Славу сбила машина, – ляпнула я.

Надежда Егоровна остановилась и воззрилась на меня.

– Конечно, стать жертвой ДТП неприятно, – попыталась я исправить свою глупость.

– Но это лучше, чем окончить жизнь в мучениях, утоляя страсть педофила, – кивнула Грачева.

– Нет, я хотела сказать другое, – вывернулась я, – водитель мог сбить мальчика и уехать. Славу забрала «Скорая», он без сознания в реанимации, документов у него нет. Или ваш сын упал, сломал позвоночник и опять же очутился в клинике! Вероятно, он в тяжелом состоянии, но жив!

Грачева неожиданно погладила меня по голове:

– Хорошая ты девочка, Степа. Да только я обзвонила все клиники Москвы, нет у них неустановленного ребенка семи-восьми лет. Иди сюда!

«Немка» взяла меня за руку и повела в глубь квартала. Спустя минут десять мы очутились во дворе красного П-образного трехэтажного здания постройки прошлого века.

– Это музыкальная школа, куда ходил на занятия Славик, – мрачно сказала моя спутница, – слева дом, где я живу, квартира на втором этаже. Славик шел по двору, завернул за угол, и все. Ему осталось преодолеть до входа метров двести. Какая машина? Двор не проездной.

Я быстро пробежала вдоль правого флигеля, увидела дощатый забор, узкую тропинку и широкую, без окон, стену школы.

– Здесь даже мотоцикл не пройдет, – проронила догнавшая меня преподавательница.

Я миновала глухое место, завернула за угол и увидела большой двор, родителей, девочек со скрипичными футлярами в руках и нескольких мальчишек, на крыльце школы курил охранник в черной форме, выглядел он совсем не устрашающе, толстый, немолодой дядька, думаю, оружия у него нет. Кто же разрешит разгуливать по школе человеку с пистолетом? Скорее всего, у секьюрити есть дубинка. Настоящий преступник, расчетливый киднеппер, не сочтет такого пузана серьезным противником. Но педофил не станет нападать на ребенка под взглядом даже этого дедули, да и взрослых людей во дворе полно, детей много.

– Во сколько Слава пошел на занятия? – спросила я у Надежды Егоровны.

– Как всегда, в пятнадцать, – ответила она, – потому я и отпустила его одного, светлый день на улице стоял, не ночь.

Я вернулась к тропинке.

– Значит, Слава пропал здесь.

– Почему ты так решила? – вздрогнула Грачева.

– Это единственная часть пути, где мальчик был один, – пояснила я, – вы следили за ним из окна, пока он не завернул за угол. За следующим поворотом двор, он перед началом занятий полон людей, это не лучшее место для похищения. Нам во время лекций по психологии рассказывали о сексуальных преступниках. Охотники за маленькими детьми, как правило, действуют в одиночку, они пугливы, не желают привлекать к себе внимания, никогда не станут смешиваться с толпой родителей. Есть еще один момент, довольно часто педофилы стараются найти работу, связанную с детьми. Они устраиваются в школы, детские сады, спортивные секции. Маньяк Чикатило работал учителем физкультуры. Надо присмотреться к педагогам музыкальной школы.

– Там служат одни женщины, – перебила меня Надежда Егоровна, – им всем хорошо за сорок.

Я посмотрела на забор.

– Думаю, Слава пропал на этом отрезке пути.

– Но тут некуда деться, – воскликнула Грачева, – и Славик бы никогда не пошел добровольно с незнакомым мужчиной. Я ему постоянно твердила: «Если тебе станут предлагать конфеты, игрушки, сразу говори: сзади идет мой папа, он здесь будет через секунду!» Сын знал, что плохие люди могут прикинуться больными, попросить о помощи или предложить посмотреть на щенка, котенка. Смотри, слева забор, справа школа. Куда кинется педофил с мальчиком на руках? Вперед во двор? Ты правильно сказала, там люди. Назад? Я стояла у окна и никого не видела.

Я возразила:

– Преступник не знал, что за Славой наблюдают из дома.

– Но я была у окна, – повторила Грачева, – курила в форточку. И никто за Славиком не шел. Сын как будто испарился.

– Так не бывает, – решительно сказала я и начала бить кулаком по доскам забора.

– Глупое занятие, – воскликнула Надежда Егоровна.

– А вот и нет, – заявила я, – эта деревяшка вынимается. Готово. Вот дыра!

Преподавательница криво ухмыльнулась:

– В нее даже кошка не пролезет, не то что взрослый мужчина.

Я втянула живот и с некоторым усилием протиснулась сквозь прореху.

– Преступник мог стоять тут. Славик сам к нему протиснулся, если я пролезла, то и ребенок сумел.

– Невозможно! – отрезала Грачева. – Мой мальчик никогда бы не послушал незнакомого!

– А если это знакомый? – перебила я.

Надежда Егоровна заморгала.

– Одноклассник? – продолжила я, оглядывая небольшой пустырь, за которым виднелся дом. – Он предложил Славе пропустить музыкальные занятия, а тот согласился.

– Немыслимо! – затрясла головой «немка». – Славик очень послушный! Отличник!

Я вздохнула. Знай родители, как их обманывают прилежные дети-пятерочники, они бы надели на отпрысков поводки и ошейники. За двоечником худо-бедно приглядывают, и мать, и учителя подозревают плохих учеников в желании прогулять или совершить некую пакость, поэтому стараются посадить безобразника под колпак. А отличник? К нему нет ни малейших претензий. Если у ребенка выполнены домашние и классные задания, он почти святой, пример для подражания. Пятерочник не опаздывает на урок, он задерживается по объективным причинам, и дневник он, по мнению окружающих, теряет реально, а не выбрасывает его в мусор, запах табака, исходящий от его одежды, девятиклассник, идущий на медаль, объяснит просто:

– Я стоял около тех, кто курил.

И ведь ему поверят. Почему? Потому что он отличник. И родители, и школа во главу угла ставят отметки. То, что пятерочник способен врать похлеще трех двоечников, почему-то никому не приходит в голову.

Я вцепилась руками в соседние с отодвинутой деревяшкой доски, оторвала их и сказала:

– Пролезайте.

Надежда Егоровна очутилась на пустыре. Я поставила доски на место.

– Давайте предположим, что Слава задумал прогулять занятия музыкой. Куда бы он пошел?

Грачева сдвинула брови.

– Ума не приложу! Здесь просто участок неухоженной земли, впереди здание.

Преподавательница вытянула руку.

– В том доме, видишь, пятиэтажка ближняя, жила Анжела Сергеевна. Она переехала в него и оказалась в одном подъезде с моей мамой. Поэтому мы быстро подружились, до этого в институте только кивали друг другу. Я училась в нем и осталась на кафедре. Анжела Сергеевна не так давно на работу пришла. Ее дочь, Сашенька, в одну школу с моим сыном ходит, она тут поблизости во дворах находится. Хорошая тихая воспитанная девочка. Славик говорит, Саша детей любит. Да я и сама заметила, иногда Анжела ко мне забегала, а дочь за ней заходила, она о матери заботится. Правда, Филипповой почему-то не хотелось, чтобы Сашенька у меня чай пила. Едва девочка появится, я ей говорю: «Посиди, деточка». Саша тут же соглашается: «Спасибо, Славик, давай поиграем? В лото! Или я тебе почитаю». На мой взгляд, это очень мило, а Филиппова тут же вскакивает: «Нет, завтра рано вставать», – и убегает с дочкой. По-моему, она ревнует Сашу ко всем. Славик мне рассказывал, что Сашенька его в школе опекает, на переменах подходит, интересуется, как дела. Подобное поведение характеризует девочку с лучшей стороны. Знаешь, о чем я сейчас подумала? Вдруг Славик услышал пожарную сирену, отодвинул доски, увидел огонь и побежал смотреть!