Соколиная охота - Вадим Панов

Дрожащий палец жмет на треклятую кнопку. Пятый раз уже жмет. Никакого эффекта. Что же это?!

– Давай, заводись. Давай! – всхлипывал Вайс. По щекам катились слезы.

Он понял, почему в него не стреляли. Боялись повредить лодку. Сам Вайс им на фиг не нужен.

Не получите, твари!

– Вайс, скотина, ты бросил нас! – это Хашимото. Свой. Нет уж, милый Хашимото, своих тут ныне не осталось. Ты уж прости, родной, но не свой ты мне. И ждать тебя я не буду.

За бортом отчетливо раздавался ритмичный плеск – кто-то шел к шлюпке. Успеет? Если этот треклятый двигатель не заведется, разумеется, успеет. Чего тут успевать, он же никуда не плывет?

Иоганн еще несколько раз безрезультатно ткнул в кнопку. Ничего. Нужно что-то другое, надо придумать что-нибудь. От кнопки толку не будет.

Вот эта выемка. Для чего она? В форме изгибов стенок полости, смотревшейся инородно на гладкой поверхности корпуса мотора, было что-то очень знакомое. Что-то из прошлой жизни. Он видел такое раньше. Точно видел. Это…

Да! Это же гнездо для батареи Ллейтона!

Чего радуешься? Это – гнездо. Батареи нет, мотор не заведется!

Плеск совсем близко, в нескольких метрах от шлюпки.

– Ты мне за все заплатишь, душегуб проклятый, – чуть не над ухом Вайса раздался шипящий голос Хашимото.

– Обойдешься! – громко крикнул в ответ Иоганн.

Он наконец вспомнил про «дыродел», который торчал у него за поясом. Встать, чтобы прицелиться в Хошимото, Вайс побоялся. Он вытянул руку с пистолетом из-за борта, повернул ствол в ту сторону, откуда доносился голос, и трижды нажал на курок. Эх, много пуль израсходовал, их всего было пять!

После первого же выстрела раздался сдавленный стон Хашимото, и звук приближающихся по воде шагов стих. Японец продолжал стонать – видимо, его задело не столь уж серьезно, – но преследование прекратил. Хотя бы на время.

Вайс стремительными, конвульсивными движениями разгребал набросанный на полу шлюпки хлам. Здесь явно оставили то, что не было нужно. Это еще раз доказывало, что шлюпок было две, и все, что могло пригодиться, увезли. Надо думать, батареи Ллейтона с этого катера тоже забрали.

Нет, не все! Есть одна, вот она, родная.

Иоганн поднял батарею, аккуратно держа ее в дрожащих руках, словно священный Грааль, зачем-то поцеловал и воткнул в положенное ей место. Мотор слабо пискнул.

Ну, давай, заводись!

Кнопка «On/Off» тихо клацнула, и в этот раз мотор ответил ровным гудением. Это было лучше любой музыки мира! Он, Иоганн Вайс, спасен. Спасен!

Он быстро пополз вперед, к штурвалу. Маленький круглый руль находился в носовой надстройке, над небольшим кубриком. Место рулевого закрывал прозрачный плексиглас, поэтому мостик отлично простреливался. Делать нечего – Вайс плюхнулся в кресло, сразу дернув рычаг на «полный назад». Стрелки не заставили себя ждать: плексиглас тут же покрылся сетью трещин, а справа разверзся рваной раной. Трещины это хорошо, через них не видно, где мишень.

Мотор взвыл, катер ринулся кормой вперед. Надо развернуть его, у кормы слишком большое сопротивление – не разгонишься.

Куда он плывет, Вайс в тот момент не думал. Он уплыл с этого треклятого острова! Он спасся. Он был свободен, черт побери!

Маленькие темные черточки, похожие на игрушечных человечков – две ручки, две ножки. А голову им забыли приделать. Хромосомы. Хранилище интереснейшей информации, трафарет, по которому ферменты соткут из синтезированных белков… Да, что захочешь, то и соткут. Не велика премудрость, можно состряпать любого монстра, главное, чтоб хватило фантазии. Другая проблема, а что с этим монстром делать потом.

И как его, чучело хромосомное, заставить жить. «It’s alive», – как любил говаривать в порыве творческого экстаза первый в истории, пусть и фантастический, гетрансплантолог, носящий очень звучное и широко известное имя Франкенштейн. Чем там он оживлял своих чудовищ? Кажется, атмосферным электричеством. И, ясен пень, человеческой любовью.

Да уж, с любовью последнее время стало как-то затруднительно. В дефиците у человеков ныне любовь.

Пальцы, не привыкшие к простою, теребили маленькую пластиковую карточку. Визитка. «Винченцо Бальдуччи», – написано серебром по темной глянцевой поверхности. Именно так его звали, когда он последний раз был жив.

Тогда он являлся подданным Европейского Исламского Союза и даже некоторое время как правоверный европеец совершал положенный намаз. Пять раз на день. Потом надоело – тратить столько времени на бестолковые упражнения на молельном коврике он не мог себе позволить. И в общем-то всем окружающим было глубоко наплевать на то, сколько раз в день Винченцо Бальдуччи расстилает этот самый коврик. Ну, кроме разве что соседей, до которых нет дела никому во всем мире.

Спокойно жить не давало другое. Его мозг. Точнее – то, что он знал, то, что он мог узнать. Ему было неинтересно просто смотреть на восход солнца, просто ходить на работу – на хорошую высокооплачиваемую работу в очень уважаемой конторе. Деньги не были нужны, в средствах он давно не нуждался. Ему было скучно наблюдать за вещами, разум требовал вещи создавать. Разумеется, предварительно разузнав, как там внутри они устроены.

Он снова заглянул в окуляр микроскопа. Хромосомы делились, как им и было предписано природой. Ею и еще, совсем немного, хозяином визитки с именем Винченцо Бальдуччи.

Работа близилась к завершению. Три опытных образца спокойно посапывали на минус первом уровне в саркофагах. Отчего их всегда трое? У людей вообще какая-то сверхъестественная тяга к числу три. Дети трехмерного мира. Всем наплевать, что измерений намного больше. Несть им числа, так сказать.

Винченцо прекрасно знал, что случилось с миром. Даже знал – почему. Хотя об этом не рассказывали в новостях и не писали в сети. Как видно, колдуны из древней Традиции достигли своей цели. Но Винченцо, в сущности, было все равно – его мало интересовали дела Верхнего и Нижнего миров. Ему вполне уютно в Срединном, оборудованном длиннющим списком законов существования пространства и времени. Кому нужны эти Традиции? Познание устройства своего родного мира – вот настоящее занятие для людей. А боги… Их дела, пожалуй, его совсем не касались. Он намеревался стать богом здесь. И почти добился этого.

Винченцо регулярно просматривал все важные новости. Несмотря на катаклизмы, здесь, в лаборатории, сеть работала исправно. Очень уж хорошо все было налажено. Он точно знал, что над головой каждые восемь часов пролетает небольшой спутник. Он транслирует пару сотен каналов, для самых разных нужд. И один из них посылает сигнал только для лаборатории. Точное расписание работы сети хранилось в «балалайке» Винченцо.

Вторжения можно не опасаться – на многоуровневом сервере стоял отличный шлюз: информация могла поступать только внутрь и ничего наружу. Отчеты он отправлял через незарегистрированный коммуникатор, который соединялся с миром по второй линии.